После такого вступления можно подумать, будто я всю жизнь мечтала стать баронессой и безумно горжусь тем, что вращаюсь в кругу высшей знати. Да ничуть! Я обычная девушка, хотя, как магистр охотно напоминает, «из почтенной семьи». У меня, правда, причудливо длинное имя, русско-испанское: Юлия Лаура (или Юлия Антоновна) Цветанова-Флорес. Но оно не аристократическое. У нас не было в роду ни бояр, ни дворян, ни идальго. И если другие девочки в детстве воображают себя королевами и принцессами, меня эти сказки не увлекали. Я росла в городках при земных космодромах, и мне нравились космические корабли, межпланетные путешествия и иностранные иногда совсем странные языки. Прежде, чем всерьез заняться космолингвистикой, я сделалась полиглотом, причем самоучкой, без чьей-либо помощи. А уж когда дорвалась до контактов с инопланетными собратьями по интеллекту, то никакие дворцы, короны, кареты и прочие финтифанты не могли бы меня соблазнить. Космос стал моим домом, разлуку с Землей я перенесла без душевных терзаний, завидное здоровье позволило мне легко приспосабливаться к жизни почти где угодно на орбитальной космической станции близ Энцелада, в исследовательском поселении на Арпадане, или здесь, на Тиатаре, где можно нормально дышать без купола и скафандра.
Папа, Антон Васильевич, и мама, Лаура, остались на Арпадане; они там работают. Папа консул Земли, мама заведующая детским садиком для маленьких разнопланетных детишек. Она сама его организовала, когда у них родился мой младший братик Виктор. Виктора я никогда не видела, только на файлах, которые мне изредка присылают сюда с Арпадана. Мои родители вместе с Виктором собираются посетить Тиатару, и я с нетерпением их жду. После десятилетней службы папа и мама имеют право выйти в отставку и выбрать, куда отправиться дальше. Перелет семьи в одну сторону, даже длинный и сложный, будет оплачен за счет Межгалактического альянса. Правда, если потом они всё-таки захотят вернуться на Землю, то это будет уже за их собственный счет. Но они рассудили, что мы непременно должны увидеться в этой жизни еще раз. Их предполагаемый прилет будет приурочен либо к защите моей магистерской, либо к нашей с Карлом свадьбе. А может быть, удастся как-нибудь совместить два этих события.
В общем, наши собрания в доме семьи Киофар столь же благопристойны, сколь полны чистой радости и взаимной приязни. Никто не ощущает себя скованным, все непринужденно общаются, шутят, иногда немного дурачатся, особенно молодёжь: мы с Карлом, Иссоа и Маилла. Ульвен старается, чтобы его остроты не звучали язвительно. Всю убойную мощь своей мрачной иронии он копит для занятий в колледже. Вот там я могу получить от него по заслугам, невзирая на наши, как сказал один мой приятель, виссеванец Фаррануихх, «неформальные отношения». Знал бы кто, насколько они в самом деле необычайны
Впрочем, госпожа Файолла давно обо всем догадалась, только я оставалась в неведении, пока однажды невольно не подслушала разговор Ульвена с матерью, и с леденящим ужасом поняла, героиней какой немыслимой драмы я стала.
Написать истертую фразу «он любит меня» значит, вообще ничего не сказать. О пошлом романчике между учителем и ученицей тут и речи быть не могло, особенно если учесть, что он принц, а я инопланетянка.
Разговор велся на уйлоанском, а там есть особое образное выражение «сюон-вэй-сюон», которое трудно передать на каком-то другом языке. Ближе будет, наверное, «не чаять души» или жить «душа в душу», но это тоже не то. Обе эти идиомы вполне обиходные, а «сюон-вэй-сюон» из сакрального лексикона. Уйлоанское «сюон» не просто «душа», это сущность разумного существа, имеющая, по их представлениям, форму светящегося кольца. А удвоенное «сюон» графически выглядит как математический знак бесконечности. Сцепка душ, которую нельзя разорвать. Ульвен тогда поручился госпоже Файолле, что я никогда не узнаю об этом. А я ненароком узнала. И, мне кажется, он это чувствует. Но нигде, ни разу, ни в какой ситуации он ни словом, ни жестом не выдал истинного ко мне отношения. Я могла судить о всей силе его привязанности лишь по скрытым и косвенным признакам.
Сначала он, вероятно, пытался избавиться от этой болезненной для него взаимозависимости, преднамеренно допустив грубый выпад в адрес землян я тогда совершенно терялась в догадках, с чего бы он за семейным обедом вдруг вспомнил о свойственном нам первобытном каннибализме. Если б я взвилась и вскипела, это бы подтвердило нелестное мнение о землянах как существах агрессивных и все еще диких. Но я не скатилась до ссоры, хоть не стала скрывать обиды. Тот экзамен я выдержала. Он дважды передо мной извинился в присутствии всех очевидцев. Кстати, меня восхищает его привычка просить прощения, если он понимает, что неправ, ошибся или некстати вспылил. По-моему, это признак не только изысканной вежливости, но и великодушия.