По ее словам, Вилли очень изменился после того, как спутался с Поинсеттией.
– В каком смысле?
– Она так вскружила ему голову, что он тратил на нее все деньги, которые зарабатывал. Раньше Вилли приносил жалованье домой. Парень рос без отца, и Паулетта рассчитывала, что он будет платить за квартиру.
– Дети вырастают, Этта. Ламарк поступит так же, когда какая-нибудь девушка пробудит в нем нежные чувства.
Я коснулся ее руки.
– Но Вилли зарабатывал недостаточно, и Мофасс тоже платил за эту девицу.
– Что?!
– Мофасс платил за ее квартиру весь прошлый год. Поинсеттиа рассказала обо всем Вилли. Ей, оказывается, приходилось с ним встречаться, но дальше поцелуев дело как будто не заходило.
– Это не ложь? Я никогда не думал, что Мофасс падок до женщин.
– Время от времени Мофасс заставлял ее встречаться с другими мужчинами.
– То есть был кем-то вроде сутенера?
– Не знаю, Изи. Говорю только то, что узнала от Паулетты. Ей это известно от сына, а ему – от самой Поинсеттии. Вилли порвал с ней, когда все открылось. Во всяком случае, так считает Паулетта. Но после несчастного случая девушка снова начала звонить ее сыну. Может, Мофасс это все с ней сделал?
– Да нет, не думаю, – сказал я, – она не могла знать о нем ничего такого, что могло бы толкнуть его на преступление.
– Ты все сам узнаешь.
– Почему ты так думаешь?
– Я просто уверена, вот и все. Ты умница, а это дело тебя тоже касается.
– Ты полагаешь?
– Угу.
Она отбросила одеяло, чтобы я мог полюбоваться на дело ее рук, и не отводила взгляда.
– Я хочу немного еще, милый, – сказала она громко и откровенно, будто сообщала об этом на весь мир.
Я знал, что это не так, и спросил:
– Ты в самом деле хочешь?
– Да, – почти прорычала она мне в самое ухо.
– Как?
И она повела меня. Я снова превратился в борова, готового к случке, будто совокупление могло обеспечить мне безопасность.
* * *
Я вздрогнул и проснулся. Где-то в квартире послышался шум. Мне стало страшно – вдруг это Крыса проник в мой дом с револьвером. Я взглянул на Этту-Мэй. Чувствуя себя совершенно опустошенным, вдруг понял: я хотел ее не одного секса ради. Ничего подобного я раньше не чувствовал. Обычно секс был первым и последним, что меня привлекало в женщинах. Но ее я желал с тем же пылом, даже когда был выпит весь, без остатка.
Я соскользнул с постели и влез в брюки. Ни снаружи, ни в соседней комнате свет не горел. Я приоткрыл дверь в гостиную и увидел его. Он сидел, мотая головой взад-вперед и пиная пятками кушетку.
– Ламарк?
– Здравствуй, дядюшка Изи, – сказал он, глядя на дверь, из которой я вышел. – Ты спишь с моей мамой?
– Да.
Как еще я мог ответить? Оставалось только надеяться, что он не проговорится об этом Крысе. Хотелось попросить его держать язык за зубами, но заставлять ребенка лгать – большой грех.
– Почему ты не спишь? – спросил я.
– Сны.
– Какие сны?
– О громадном старом чудовище с сотней глаз.
– Да? Оно преследовало тебя?
– Дракон спросил, не хочу ли я покататься, потом поднял меня высоко-высоко в небо и камнем полетел вниз.
Ламарк широко раскрыл глаза от страха.
– А потом, – продолжал он, – чудовище остановилось почти у самой земли и засмеялось. Я попросил отпустить меня, но оно полетело дальше вниз. Я напугался до смерти.
Опустившись на кушетку, я посадил его себе на колени. Он прерывисто дышал. Я дал ему успокоиться, а потом спросил:
– Тебе нравится ходить с папой к Зельде?
– Нет, там воняет.
– Чем?
– Грязью и рвотой. – Он высунул язык.
– Ты говорил маме, чем там пахнет?
– Нет, я боялся.
– Чего?
– Не знаю.
– Ты думал, они могут подраться, если скажешь?
– Да.
Он вцепился в мою штанину и дернул.
– Знаешь, сказал бы ты папе, что не хочешь туда ходить, он бы и не стал брать тебя с собой.