Я перезваниваю майору и попадаю прямо на нее, она оставила свой номер мобильника, сегодня выходной и по идее она не при исполнении.
Ее спокойный звонкий голос никак не вяжется с фактами, которые она излагает.
Они орудовали монтировкой, отбили мраморное надгробие. Потом (наверняка их было как минимум двое, учитывая его размер) сдвинули его, оставив диагональное отверстие, сантиметров двадцать. Майор спешит меня успокоить: гроб не пострадал, поскольку над ним установлена бетонная плита. Плиту они не тронули, она залита водой, за тридцать пять лет там скопилась влага. Кто сообщил в жандармерию? спрашиваю я. Велосипедист, проезжавший мимо (странная затея кататься по кладбищу, ну да ладно). Я продолжаю задавать вопросы: В каком состоянии вы обнаружили могилу? Много ли повреждений, расколот ли камень? Она пытается смягчить удар нет, ущерб небольшой, они просто переставили цветочные горшки и свалили пару ваз. Прибыв на место происшествия, она сделала несколько фотографий и предлагает прислать их, я соглашаюсь. Вижу сдвинутое надгробие, зияющую дыру, головокружительную черную бездну. Слишком узкую, правда, чтобы достать что-нибудь или свалиться туда, как будто они не закончили то, что собирались сделать, прервались на полпути, разочаровавшись, устыдившись, а может, их просто спугнул какой-то шум.
Наконец я спрашиваю, что мне делать. Она объясняет, что криминалисты пытаются снять отпечатки пальцев, мраморщик уже на месте, он приварит надгробие к постаменту.
Мне приехать?
Конечно, если хотите.
В первое мгновение я думаю, не остаться ли дома, никуда не ехать, не заморачиваться, держаться подальше от этого места. Но тут же спохватываюсь, мне стыдно, что я замешкалась. Прошу ее дождаться меня, я буду через два часа. Конечно, она подождет. Я говорю с ней сквозь слезы, и она просит меня ехать осторожнее.
Сидя за кухонным столом, я думаю снова гнусные вандалы. Кто рискнет пойти на такое?
Не знаю, почему я так плачу. Это уже слишком, я никак не могу успокоиться. Она все равно давно мертва. Что может быть хуже. Вот только пора оставить ее в покое, раз и навсегда. Даже в смерти ей пытаются навредить. Покойся с миром, лучше не скажешь.
Я пытаюсь дозвониться Жилю, но его телефон наверняка даже не вибрирует, он отключил его в зале. Оставляю сообщение: Набери, когда выйдешь. Затем звоню родителям отца, говорю, что случилось, и прошу одолжить мне машину. Я уже у них, когда Жиль наконец перезванивает он скоро будет и обязательно поедет на кладбище вместе со мной. Я не в восторге, но уступаю, видя, что Моник и Бернар вздыхают с облегчением при мысли, что я отправлюсь туда с ним. Будь моя воля, я бы давно уже уехала. Солнце светит все так же ярко.
Машину ведет Жиль, но когда мы останавливаемся на заправке, чтобы спросить дорогу, я раздраженно хватаюсь за руль.
Едем дальше. В голове у меня пусто, я в каком-то ступоре, ничего не соображаю. Сосредотачиваюсь на дороге. Мы молчим. Наконец доезжаем до забытой богом деревушки в департаменте Ивлин. Буасси-Сан-Авуар.
Не иметь[1], да и не быть тоже. Какое печальное название.
Никак не могу найти кладбище, я же была там всего три раза в жизни. Я не испытываю никакой необходимости в специальном месте, чтобы думать о мертвых. Пытаясь сориентироваться, смотрю вверх в поисках колокольни. Проезжаю вдоль ограды кладбища, вижу толпу у ворот, вот, это здесь. Разворачиваюсь в поисках места. Пытаюсь вписаться между двумя машинами, и вдруг меня охватывает дрожь. Руки и ноги не слушаются, отказываются выполнять свои функции. Выйди, я припаркуюсь, говорит Жиль.
Я выхожу, люди у ворот заметили, как я подъехала (нельзя сказать, что тут проходной двор), и узнали меня. Я смотрю, как их головы, а затем тела́ поворачиваются в мою сторону. Они ждут меня, я иду медленно, чтобы Жиль меня догнал. Он предложил подождать меня в машине, я сказала нет. Тем не менее он следует за мной на расстоянии типа Не беспокойся обо мне, делай то, что должна, я буду рядом.
Майор сегодня в гражданском, она беременна, я вдруг вспомнила об этом сейчас (позже она скажет, что ждет второго ребенка). Ей помогает полицейский в форме.
Рабочий-мраморщик тоже тут. У них с братом-близнецом семейный бизнес они продолжают дело отца с 1982 года, когда умерла моя мать.
Мы с близнецами следующее поколение. Приняли эстафету. Мэр деревушки тоже пришел тот же самый, что и тридцать пять лет назад.