Я просто пишу так, как чувствую.
Примерно так же вдруг из ниоткуда появилось стихотворение про кроссовки.
Недолго думая, я записываю видео и отправляю в мир социальных сетей.
Так кроссовки начинают жить свою самостоятельную жизнь.
У них появляются поклонники, которые высматривают их на фото из моих путешествий.
И хейтеры, которые пишут: «Сожги их уже».
Стихотворение превращается в гимн путешественников.
Мне шлют видео со всех концов мира. Из Италии и Черногории, Испании и Бразилии, Майами и даже Байконура.
Неважно, сколько лет твоим кроссовкам, когда идёшь по улицам Стамбула, пляжам Доминиканы, набережной Майорки
Совершенно разные и в то же время очень похожие люди.
Люди, влюблённые в жизнь, свободу и путешествия.
Люди, готовые следовать за своей мечтой несмотря и вопреки.
Кроссовки закончили свой путь в Дубае. Кроссовки продолжают шагать по планете.
Я выхожу на сцену, читаю про кроссовки и вижу в блестящих от слез глазах, как зеркальная гладь Бока-Которского залива отражает горы и терракотовые черепичные крыши многовековых строений.
50 оттенков синего, зелёного и сине-зеленого.
Разбавляет пейзаж белоснежная громада тринадцатиэтажный лайнер.
Неважно, сколько лет твоим кроссовкам,
Когда идёшь по улицам Парижа,
Когда бежишь по лестнице Сваровски
И в Пражском граде прыгаешь по крышам.
Неважно, сколько лет твоим кроссовкам,
Когда ты кормишь голубей на площади Сан-Марко,
Великих живописцев смотришь зарисовки,
Средьземноморским солнцем жадно дышишь жарким.
Неважно, сколько лет твоим кроссовкам,
Когда живешь на полную катушку,
Сдержать не можешь возглас от восторга,
В порту увидев лайнера макушку.
Неважно, сколько лет твоим кроссовкам,
Когда ты там, где хочешь, а не там, где должен,
Когда ты жизнь свою не пишешь под диктовку,
Когда В ТВОЕЙ ВСЕЛЕННОЙ ВСЁ ВОЗМОЖНО.
Неважно сколько лет твоим кроссовкам,
Когда летишь к своей мечте навстречу,
Когда душа поёт многоголосьем звонким
И крылья обдувают ветром плечи.
Глава вторая
Про родительство и жизнелюбие
Где Новый год встретишь, так его и проведешь. Ой, не нравится мне это.
В канун праздника мы совершенно внезапно оказались с моей второй дочерью, совсем малышкой, в отделении нефрологии с какой-то противной почечной болячкой, отягощенной пневмонией.
Шестиместная палата. Панцирная кровать одна на двоих. Романтика советской медицины.
Так себе приключение.
Отделение тяжёлое. Мы случайные гости. Мамочки лежат с детьми месяцами. Скидываются на кулер с водой. Знают весь персонал по имени-отчеству и вероисповеданию.
Знаете, чем отличаются детские отделения в больницах?
Дети совершенно не умеют болеть. Они не знают, что нужно вздыхать, делать печальное лицо и трагичным голосом рассказывать, какой у них ужасный диагноз. Почки ведь вам не шутки. И даже не знают, что обязательно нужно посвятить всех знакомых и незнакомых, в таинство результатов анализов. И за обеденным столом рассказывать в мельчайших подробностях, каким экзотическим исследованиям их подвергли врачи.
Дети всегда остаются детьми. Даже после операции с трубками и пакетами-мочесборниками они носятся по коридорам, играют в догонялки и прятки. Жизнь продолжается. Болезнь временное неудобство.
Дети совершенно не умеют болеть. Им у нас, взрослых, еще учиться и учиться.
Что меня удивило, с детьми лежат не только мамы, но и папы.
Заведующая отделением эмоционально высказывает свое негодование помятому мужчине с амбициозной надписью на футболке «Лучший папа». Строгая до фанатизма, увлеченная своим делом пожилая дама пытается донести важность и даже жизненную необходимость регулярного приёма каких-то препаратов для вихрастого малыша, который хвостиком следует за отцом.