И тут в ванной темнее стало. Только из коридора свет. И шум воды прекратился. И обуял страх: липкий, как пот по спине струящийся.
Даже когда покойница орала из гроба, не было так всепроникающе и безнадёжно страшно. До Галины дошёл весь ужас ситуации: крикнуть она не может, постучать, чтоб растревожить соседей снизу тоже, лежит неудобно и никто её ближайшую неделю не схватится.
И никто тебя ближайшую неделю не схватится, голос сзади, где-то на уровне двери в ванную комнату. И меня не схватились. Вот только ты пришла за пару дней до смерти. Посмотрела, как я на кухне лежу, корячусь, и обратно только щёлк ключа в двери.
Галина попыталась повернуть голову. Неудобно. Почти ничего не видно. Только две пары ног. На старушечьих, дряблых дурацкие тапки с динозавриками; на детских сандалики коричневые и белые носочки. Именно в них Артёмку и хоронили.
Оно и верно, Клавдия Юрьевна говорила спокойно, голос отстранённый, нездешний, квартира. Когда ещё шанс предвидится так удачно общагу разменять. А я хрипела. А мне было страшно. Потом страх весь перекипел, одна месть осталась. Теперь и мести нет. Пусто здесь, холодно, ничего не держит.
На пол с негромким звяканьем упали две медные монетки, покатились под ванну. Остановились почти у лица Галины.
Теперь твоя очередь требовать отмщения.
Сухой голос пресёкся. Шаркающие шаги. И детские ножки вслед за старушечьими во тьму удаляются. Теперь свет погас и в коридоре. Тьма кромешная.
Будущее не вернётся
Эфир не задался. То есть, даже очень не задался. Гость в студии по любой предложенной ему теме плавал; причём, плавал топориком. Когда ведущий спросил его: «Вот ваш медицинский центр называется в честь великого целителя Авиценны, а вы хоть с трудами его знакомы?» тот, основательно попыхтев, выдал: «Скажу больше, мы с ним даже по Интернету переписываемся». Захотелось подробностей; и они последовали. Много познавательного: стало известно, к какому месту Авиценна рекомендует прикладывать пустырник и в какой час после новолуния пить мочу. Целый ворох кармической дурости, даже для приличия не припорошенный мыслью.
После эфира к Серёге в комнату нагрянули шеф-редактор, ведущий и тихая тётенька режиссёр. Это называлось разбором полётов.
Ладно, если б это ещё реклама была. Ересь как товар, это я понимаю, за деньги позориться возможно, а тут-то что? разорялся шеф-редактор. Кто нашёл этого идиота?
Сергей небеспричинно попунцовел
Ладно, при монтаже мы некоторые перлы вырежем, поддержал ведущий. Но ведь трансляция шла и в Интернете. Средневековье on-line А что у нас на следующий эфир? Лечение колбасой? Гадание на чипсах? Мистическая урина?
Мария-Аграфена, знахарка в девятом поколении, робко откликнулся Серёга.
Что она, через пупок дышит? О чём её спрашивать? поинтересовался ведущий.
Стихами выводит бесов из организма, уточнил Серёга.
Опять двадцать пять. Агния Барто против апокалипсиса, сыронизировал ведущий.
Вы мне эту «перхоть против кариеса» бросьте, у шеф-редактора закипала слюна, и вот-вот должны были начать дымиться сопли. У нас программа для идиотов, но ведь не для клинических же! И свою Матрёну-Аграфену попридержите на следующую программу звать. Мы ещё после вашей Персефоны студию от куриных потрохов отмыть не можем.
Серёга покаянно вздохнул. Слова компромисса попыталась втиснуть режиссёр Инна Леонидовна:
Мне видится
Вот до чего дошло, приличным женщинам мерещиться начинает, оборвал её начальник. Видится ей, слышится, блазнит Так постановим: эту вашу Клементину в девятом поколении без предоставления пробных записей и конспекта программы я на эфир утверждать не буду. В понедельник на летучке жду предложений по замене клементин на более съедобные фрукты. А тебе, Серёга, посоветую: тщательней работай. Мозгами-то посуетись, глядишь, и выйдет что путёвое. Вот пару недель назад хорошая программа была «Чистка кармы через эпиляцию». Большой зрительский отклик. У меня жена наконец-то подмышки побрила.
Серёга попытался уловить разницу между изгнанием бесов стихами и чисткой кармы через выщипывание волос, не получалось, а ведущий тем временем начал бросаться идеями:
Пробей, знаешь какую тему: слепого экстрасенса. Дескать, одного чувства лишился, другие приобрёл.