«Чем закончилась ваша история?» спрашивает фон Мерц.
«Ничем».
«Предлагаю, говорит Кирсанов, такое развитие событие: японец вернется, возьмет за руку жену и поведет ее в спальню, а муж схватит за другую руку, и они будут перетягивать ее на лестнице, словно канат».
Замечательная концовка, аплодирует генерал, не правда ли? Вот видите, случай был, а вы попытались его скрыть от нас. Чем наши дамы порадуют нас? Вы, мадам?»
«Мадмуазель».
«Тем лучше.
«Меня зовут Концепция.
«Что за концепция?
«Просто Концепция. Если сокращенно, то Конци. Концепция До де Шанье-Ингресси. И этим все сказано.
«Отлично сказано, хотя и кратко. С таким именем и фамилией можно, конечно, и кратко! Превосходное представление, хотя рассказ предпочтительней. Чем занимаетесь? Что умеете делать?»
«Обладаю способностью сбрасывать платье с такой быстротой, что вы не успеете ахнуть».
«О! В мгновение ока буквально. Как у вас получается?»
«Дернула за шнурок: перед вами Венера во всей красе, потянула назад прихожанка церкви Сент-Ив, готовая к исповеди. Небольшая заминка, кое-что не прикрылось, сейчас поправлю».
«Оставьте как есть, а мы полюбуемся. Учитесь, господа! Не только рассказала, но и про демонстрировала! Кто следующий?»
«При дворе герцога N некий постоянно находящийся молодой человек неожиданно появлялся из-за портьеры, раздавал дюжину пощечин придворным на глазах у его сиятельства, кстати и скрывался за ту же портьеру».
«Шут, что ли, такое себе позволял?»
«Отнюдь сумасшедший. Вы спросите, как же его сиятельство наглость такую терпел».
«Считайте, спросил».
«Это был принц».
«А, понятно! Полагаю, и вам от него доставалось».
«Отнюдь! Я еще не настолько безумен, чтобы пощечины самому себя наносить».
«Так вы, стало быть, принцем мните себя?»
«По вечерам».
«С вами все понятно. Кто следующий? Никого? Учтите: как только вы исчерпаете запас ваших историй, вам придется исполнять ритуалы нашего учителя и вдохновителя, стучит он пальцем по фолианту с надписью на обложке Сто двадцать дней в Санксаре. До тех пор, пока вы все не станете братьями, равными в преступлениях, в коих сознаетесь, а кому не довелось совершить, придется признаться в самом унизительном поступке в жизни, что является обязательным условием уже на второй ступени посвящения в ложу».
«Прошу прощения», раздается голос.
«Прощаю».
«Я хотел сказать о спросить: а первая ступень, что из себя представляет?»
«Первая, хм задумывается генерал. Первая, полагаю а, вот: всяк, переступивший порог сего дома, прошел уже первую ступень. Сейчас наша любимая актриса расскажет что-нибудь о себе».
«Русские уже под Берлином. Вас будут судить».
«Не забегайте вперед, мадам. У нас в запасе еще сто двадцать дней. Здесь уже не Германия, но еще и не Швейцария. А-а, да, уже говорил. Рассказывайте, если хотите прожить до утра. В каком спектакле вы только что отыграли?»
«В одноактном спектакле Каменный гость, подсказывает Кирсанов, в моей интерпретации. Могу рассказать в двух словах финальную сцену, чтобы вы убедились в гениальности замысла. Анна во фраке ходит по сцене и обрезает нити. Статуи, висящие в воздухе, медленно взмывают вверх. Она застывает, вспоминая, что сказать. На сцену выходит человек в изразцовом камзоле и треуголке с такой же книгой в руках».
* * *Гаснет свет, подсказывает он. Гул затих, я вышла на подмостки
Тяжкий плотный занавес у входа, начинает Анна, за ночным окном туман
Сотнями биноклями мерцая, сумрак смотрит на тебя читает по книге суфлер.
Холодно и пусто в пышной спальне, слуги спят и ночь глуха. Донна Анна спит, скрестив на сердце руки, складывает она руки на груди, изображая спящую, донна Анна спит и видит сны. Чьи черты жестокие застыли, в зеркалах отражены? Анна, Анна, заламывает она руки, сладко ль спать в могиле? Сладко ль видеть неземные сны? Из страны блаженной, незнакомой, дальней слышно пенье петуха
Я ловлю в жестоком отголоске, что случится на моем веку, добавляет суфлер.
Что изменнику блаженства звуки, миги жизни сочтены.
Я одна, все тонет в фарисействе подсказывает суфлер, приставляя ладонь ко рту.
Анна отмахивается от него и продолжает свое:
Пролетает, брызнув в ночь огнями, черный, тихий, как сова, мотор. Тихими, тяжелыми шагами в дом ступает Командор