И что делал? спросил Василь Василич.
Отцепился Юрка надел телогрейку, спрятав шрамы, и смотрел спокойно. Улыбался вежливо. Он, видно, тоже рад был, что отцепился тогда.
Как же вышло? Василь Василич представлял себе белобрысого Юрку, обцепленного крючками на скользком носу «казанки» В шторм?
Качало кивнул Юрка, да курносый попался нормальный.
Килограмм тридцать, подсказал брат.
Ну только сел, видно, да за самый хвост. Крюк сломался. Он кивнул на большой крюк, которым цепляют рыбу. Я обухом не дотянусь еще крючков ему всадил, уже за жабру взялся, его лодкой ударило, он как рванет, «хребтину» из рук вырвал, чую, телогрейку с меня тянет через голову и за бок. Он показал на порванный бок. Не больно вроде, а отцепиться не могу, руки заняты.
И как же? У Василь Василича сын был того же возраста, даже похож.
Обрезал
Ушел осетр? пожалел Николай Сергеич.
Нет, он крюками обвалялся, я его обушком и к борту привязал.
Вся лодка в кровище, когда приехал, рубаха, штаны! хвастался Саня за товарища, забывая про мужскую невозмутимость.
И что же вы, каждый день так проверяете? Василь Василич смотрел сурово.
Ну
А если шторм хороший?
Тогда дома сидим, засмеялся весело Сашка.
Василь Василич представил себе этого енисейского парня в Саратове. На проспекте Кирова где-нибудь, в расслабленной молодежной тусовке. Такого крепкого, красивого, открытого. Он бы хорошо выделялся Глянул на просторный Енисей не вязался он с проспектом Кирова.
Проверяем все равно, ответил Юра, рыба киснет, если не проверять. Совсем уж когда шторм, тогда понятно
Ну, подтвердил ясноглазый Санька.
А хотите Юра показал вверх по течению, там у нас еще пару штук стоят. Только далековато.
Нет, ребят, спасибо, у нас бензину в обрез не продадите улов?
Ково? не понял Саша.
Стерлядь же вроде попалась замялся Николай Сергеич.
Двое белобрысых одновременно сунулись внутрь лодки, столкнувшись плечами, Юра разогнулся, держа за талию хвоста тяжело изгибающуюся остроносую и острохвостую рыбину. По ее серому боку текла вишневая кровь.
Куда вам?
А сколько в ней? Николай Сергеич достал кошелек, он примерно знал цены.
Да вы чего? в один голос не согласились ребята, а Юрка бросил рыбину в лодку мужиков.
Стерлядь заелозила на плоском пузе, пачкая кровью белое дно.
Возьмите денег, не согласился уже Василь Василич, одной рукой удерживая лодку, другой успокаивал стерлядь. В рыбине было не меньше пяти килограмм.
Да ну вас! Сашка распрямился на носу, улыбаясь. Все в дороге бываем, чего уж тут Давайте, счастливо вам добраться, а то нам еще проверять.
Ну давайте. Спасибо. Осторожнее!
Василь Василич протянул руку рулевому, потом Саше и Юре, Николай Сергеич тоже жал крепкие загорелые руки, перекрещиваясь с Василь Василичем. Лодки разошлись, улыбчивый рулевой, имени которого они не знали, аккуратно сдал назад, Саша перешагнул через стекло на переднее сиденье и сел к ним третьим. Лодка, взревев мотором и приподняв борт, развернулась на месте и рванула вверх. Они еще по разу обернулись и махнули.
Вечером путешественники сидели у костра. Закат догорал. Небо было светлое, белые ночи еще чувствовались, где-то невидимо гудел мотор. Затихал на время, потом его снова заводили. Скорее всего, рыбаки проверяли снасти или сети. Может, и пацаны. Уха неторопливо кипела, котел был переполнен кусками жирной стерляди, юшка нет-нет да выскакивала через край и тонкими струйками высыхала на закопченном боку котла. Побелевший стерляжий нос остро торчал из середки. Николай Сергеич снимал пенку ложкой и сплескивал в кусты.
Столик был накрыт на клееночке рядом, рюмки, бутылка початая поблескивали желтыми бликами костра, свежие помидорчики-огурчики, литровая банка с черной икрой
Василь Василич лежал на коврике возле и, подперев голову рукой, глядел в огонь. Повернулся вдруг к товарищу:
Странно! Мы с тобой ради развлечения куче рыбы жабры да рты порвали, и ничего, мы после этого спортсмены. А они на еду да ради небольших деньжат ловят. И они браконьеры
Николай Сергеич аккуратно снял тяжелый котел, поставил на песок возле костра, дров подбросил и стал разливать водку. Огонь примолк на время, потом затрещало, затрещало, к небу полетели искры. Енисей не было слышно, им только пахло сыро сквозь запах дыма.