Их, бомжей, на Руси развелось порядочно, никто из них не знал, что делать, и от безделья одни хотели убить царя, другие перестрелять всех губернаторов, третьи - отменить семью и семейные отношения, но все они были помешаны на идее насилия, все ненавидели земцев за то, что те "предали народ". Чем этакая идейность обернется для России догадывалось слишком небольшое число людей.
И в общем, так: Россия пережила все перипетии и невзгоды величайшего, самого жестокого, самого авантюрного, исторического эксперимента, а возвращение к нему стало бы величайшим историческим регрессом.
Говорят: но ведь идея-то - хороша и правильна, к ней надо вернуться, но осуществлять ее по-другому.
А что значит это "другое"? Оно не может быть ничем иным, кроме демократизма. Тогда и партия должна быть не коммунистической, а социал-демократической, социалистической, просто демократической, а это нечто принципиально другое (имея в виду хотя бы социалиста Миттерана).
Однако вот еще в чем дело. Она перед нами - история коммунизма в России, начиная с 1903 года и по сей день ею можно возмущаться, негодовать по ее поводу, но она существует. А где же история демократии (хотя бы теоретическая), хотя бы за двадцать - тридцать последних лет? Ее нет, да и сами демократы не осознают ее необходимости.
Когда Солженицын выступал в Думе, те же депутаты-демократы Жириновский и Нуйкин ржали ему в лицо, а потом еще и выступили в "Литературной газете", слово в слово повторив друг друга: мол, Солженицын нисколечко не нужен, вот они сами - всей России нужны! И это о человеке, который сыграл в нашем демократическом сознании роль не меньшую, чем Толстой! О человеке, которого, как демократа, слушал весь мир! Которому, как борцу за демократию, все депутаты Думы обязаны еще и тем, что Дума все-таки возникла, сменила советские Верховные Советы.
Коммунист Горбачев по нечаянности, что ли, дал нам ту колченогую демократию, от которой многие демократы поначалу пришли в восторг. Вот и вся история. Неужели так?
Да ведь и в самом деле весь мир помнит демократа Горбачева - еще бы! Он остановил гонку вооружений, он "разрушил" Берлинскую стену, он вывел войска из Афганистана, он стоял у начала демократических преобразований, он прослыл миротворцем. Что-то не похоже, чтобы кто-то еще из нынешних российских деятелей обрел в мире подобное амплуа. Он оказался не силен как реформатор. При нем тоже не обошлось без крови и в Прибалтике, и в Закавказье, но что та кровь по сравнению с Чечней? Однако дело не в этом, а в том, что эпоха Горбачева тоже в прошлом и нынешним демократам она не опора.
Я даже думаю, что Горбачев предотвратил бы войну в Чечне. В Ставропольский край, где он был секретарем крайкома КПСС, входила Карачаево-Черкесская автономная область, Горбачев всегда говорил о горцах очень тепло и всегда в одном и том же смысле: только не надо их обманывать, раз обманешь - запомнят на всю жизнь!
* * *
Знакомство мое с Горбачевым, по сути дела, было конфронтационным - раз шесть-семь мы встречались то на ходу, а то на час и больше по поводу публикации "Архипелага ГУЛАГ". Я настаивал, он - отвергал.
Тираж обложки "Нового мира" с упоминанием имени Солженицына уже был пущен под нож - прецедент. Но вот настал день, и Горбачев срочно вызвал меня (из поликлиники) и радостно сообщил: "Печатай! Я своих уломал!" Очевидно, "свои" - это было Политбюро: именно в этой инстанции не раз возвращались к "проблеме" публикации "ГУЛАГа".
Но однажды Горбачев вызвал у меня сомнения как политик, как руководитель государства. Сомнения частные, но - они были. Дело опять касалось Солженицына.
В субботу, 9.XII.91, в полдень меня вызвал Горбачев:
- Тут у меня новые материалы из архива КГБ на Солженицына. Фронтовые. Отвези ему ко дню его рождения! - (Это - 11.XII.