Делать было совершенно нечего. Поэтому я просто стала ждать, когда за окном покажется Стена.
Меня угораздило задремать. Разбудил голос, доносящийся из коридора:
Вот же она, вот!
Кричал мальчишка, которого я видела на станции вместе с матерью. Сейчас он был один в коридоре поезда, стоял на цыпочках, вжавшись носом в стекло. Я тоже выглянула в окно. Наискосок, в просветах между рядом болезненно-тонких деревьев, клубилось серое марево. Издали его можно было принять за дым, поднимающийся от заводских труб, или за грозовую тучу. Здесь оканчивался привычный мир, марево простиралось от неба до земли, от запада до востока. Его и называли Стеной.
За Стену отправляли преступников.
Вы случайно не знаете, сегодня будут кого-нибудь казнить?
Я покачала головой. Мать ребенка, уже без красной шляпки, высунулась из купе и сердито прикрикнула:
Что за глупые вопросы? И к людям не приставай! Простите, мой сын вас потревожил.
Что вы, все в порядке, я украдкой подмигнула мальчику, он улыбнулся.
Лишнего не говори, стой тихо все это было мне знакомо Еще пара таких окриков, и мальчишка впредь будет стыдится своих мыслей.
В купе заплакал младенец, женщина поспешила вернуться к нему. Мы с мальчиком снова остались наедине.
Поезд медленно поворачивал. Стена выросла перед нами, исполинская дуга от горизонта до горизонта. Все боится времени, а время боится Стены такая ходила пословица. Еще древние ученые и философы писали о ней на глиняных табличках и бумаге, изготовленной из шкур и экскрементов животных.
После наступило время самоубийц и безумцев, которые искали в сером мареве спасения от предательств, несчастной любви или собственных горьких мыслей. В нашей с Лилией обязательной программе встречались произведения, герои которых в самом конце отправлялись к Стене. Это значило, что они совсем отчаялись,потеряли смысл жизни.
Затем Стена стала считаться символом свободы. Эксцентричные жители городов и поселков сбивались в группы и каждый год совершали паломничество, некоторые и вовсе переселялись на границу. Жили в палатках, близко-близко, играли в игру под названием "чанда". Бросали кости; те, кому выпадали единицы, на спор приближались к стене кто подойдет вплотную? кто окунет руку? кто погрузится с головой?.. Выигрывал, конечно, тот, кто уходил насовсем. Его имя вырезали на стволе дерева и считали героем, сбросившим оковы зримого мира. Позже игроков в чанду окрестили "поколением пропавших".
А после войны выражение "уйти за Стену" стало синонимом казни. Приговоренным давался выбор: принять яд или окунуться в серое марево. Поползли слухи, что за клубящимся маревом бушует пламя, в котором будешь гореть не сгоришь, а мучения продлятся вечность. Что там огромные пыточные машины, и невозможно умереть, пока не пройдешь их все. Большинство осужденных выбирали яд, но были и те, кто все-таки надеялся на чудо.
Между тем, мальчик отошел от окна, разочарованно протянул:
Ничего интересного. А я так хотел посмотреть, как казнят преступника. Или хотя бы дерево с именами
Теперь на смерть осуждали очень редко, только в исключительных и скандальных случаях. И Стена превратилась в одну из тех вещей, которые снятся в кошмарах и которыми родители пугают непослушных детей.
Постепенно поезд удалился от стены, я вернулась в купе. Пустота в мыслях сменилась обычными переживаниями. "Кукушонок, кукушонок", слышалось в грохоте колес. В письме я и словом не обмолвилась о своей особенности, неполноценности. Наверняка Фернвальд не догадывается, что дара у меня нет: ведь он разорвал отношения с семьей, когда я была еще младенцем. А слухи о том, что я кукушонок вряд ли доползли до столицы: теперь древняя кровь не добавляла ни статуса, ни важности, а титулы сохранились как дань истории и имели значение только для тех, кто их носил.
Интересно, что скажет Фернвальд, когда я открою ему правду? Подожмет губы как мама? Ограничится холодным молчанием? Если у дяди окажется хуже, чем дома, тогда
Наверное, тогда я сбегу. Будет больно и горько отказываться от цели, ради которой я и еду в столицу, ради которой написала дяде. Но ничего. Сбежав, я попробую устроиться посудомойкой, уборщицей, хоть кем-то на судно, плавающее по неспокойным западным морям. Там дуют свирепые ветра; может, они смогут унести мои мысли.
Глава 3. Прибытие
Ночь лязгала колесами, будила плачем ребенка и убаюкивала колыбельной его матери. Стены купе оказались тонкими, я слышала каждый звук и шорох, вертелась на жесткой кровати. Проснувшись утром, не почувствовала себя отдохнувшей. Захотелось выйти на свежий воздух, но до столицы остановок больше не планировалось.