Эй, парень! Чего это вы тут удумали, а? послышался скрипучий старческий голос.
Ким почувствовал головокружение. Держась здоровой рукой за стену дома, он обернулся. По переулку к нему решительно шагал Лев Толстой. Седая косматая борода, длинная подпоясанная рубаха, заправленные в сапоги брюки. Только вместо палки торба из грубой мешковины.
Там раненый милиционер, кивнул Костя в сторону дороги, очертаний которой уже не различал. Ему нужна медицинская помощь, Лев Николаевич Срочно
Подташнивало. В глазах мутнело. Тело стремительно наливалось неприятной слабостью. Последнее, что он увидел, опрокинувшееся голубое небо, чуть посеребренное застывшими облаками.
Глава вторая
Москва, Петровка, 38
17 августа 1945 года
Александр Михайлович Урусов родился и вырос в бедной рабочей семье, потому был сдержанным, привык больше слушать, нежели говорить. Говорил он только тогда, когда этого требовало дело. Или когда обстоятельства складывались так, что молчать было невозможно. К примеру, сегодня ему пришлось созвать внеплановое совещание, на повестке которого значился единственный и очень важный вопрос.
Жизнь в послевоенной столице понемногу налаживается. Вы, товарищи, сами видите, с каким размахом идет строительство, как ремонтируются дороги, как восстанавливаются заводы и фабрики, тихим усталым голосом говорил комиссар. Вся страна ударно трудится. И наш уголовный розыск работает без выходных и праздников. Вот сколько за последние месяцы ликвидировано организованных банд и арестовано криминальных элементов.
Урусов потряс стопкой машинописных листов с бесконечным списком фамилий. Подчиненные, а это были заместители комиссара, начальники ведущих отделов и старшие оперативно-розыскных групп, одобрительно загудели. Уж кто-кто, а они были в курсе проделанной работы.
Благодаря в том числе и нашим усилиям общий уровень преступности в стране и в столице снижается, продолжал Александр Михайлович. И все бы ладно, если бы не один омрачающий нашу социалистическую Родину факт.
Гул стих. Собравшиеся в большом кабинете вопросительно глядели на комиссара.
Наркотики, отчеканил Урусов, и сказанное по слогам слово эхом заметалось под высоким потолком.
Наркомания досталась Советской России по наследству. В начале двадцатого столетия психоактивные вещества стали показателями принадлежности к новым эстетическим субкультурам. В богемной русской среде элитным наркотиком считался гашиш, а также кокаин, появившийся в России перед Первой мировой войной. Затем в ряд элитных перекочевали и эфир с морфием.
Причиной стремительного распространения наркомании, как всегда, стала жесткая политика запретов. В империи на время войны был введен сухой закон; под запрет попали водка, вино, самогон и даже пиво. В этих условиях жители российских городов быстро нашли замену алкоголю в доступном поначалу белом порошке.
Февральская и Октябрьская революции открыли шлюзы для самых отвратительных форм наркомании. Если до войны кокаин был наркотиком для богатых, то военная неразбериха и революционные потрясения сделали кокс[4] доступным для всех слоев общества, и волна «марафета» буквально накрыла большие города Советской России. Заядлыми кокаинистами были многие балтийские матросы цвет и опора большевиков. Нередко среди «нюхачей» встречался и пролетарский рабочий люд, готовый за полосу кокса пойти на любое преступление.
Руководство первого в мире пролетарского государства пыталось бороться с наркоманией. С 1919 года за распространение «дури» начали судить и отправлять за решетку. Правда, через три года этот состав преступления из Уголовного кодекса исчез, а окончательно закрепился только в УК РСФСР 1926 года.
Однако никакие карательные меры в борьбе с наркотиками не помогали, пока удар по ним не был нанесен водкой. В августе 1924 года на прилавках магазинов появилась «Русская горькая» государственная «полуводка» крепостью всего двадцать градусов и по цене полтора рубля за бутылку. После этого резко упал уровень самогоноварения, а распространение наркотиков прекратило свой рост. В декабре крепость «Русской горькой» поднялась до тридцати градусов, случился ажиотаж, и до Нового года народ раскупил полмиллиона бутылок. К наркотикам интерес стал ослабевать.
Воодушевленная успехом партия большевиков сделала очередной подарок народу: монополизировала производство и продажу водки, доведя ее до стандартной крепости в сорок градусов. И с этого исторического момента в Советском Союзе начался закат наркопотребления. Горячительные напитки становились все более доступными. Каналы поступления в страну сильнодействующих наркотиков постепенно перекрывались, а контроль продажи и использования обезболивающих препаратов ужесточался.