Если в Италии власти разумно решили ограничить популярность Макиавелли соблюдением молчания вокруг его имени, то во Франции на него начались нападки, что подхлестнуло любопытство общества. А потом была Варфоломеевская ночь, в организации которой обвиняли вдовствующую королеву Екатерину Медичи, дочь того самого Лоренцо II Медичи, герцога Урбино, которому Макиавелли посвятил свою самую известную книгу. Многие в ту пору называли «Государя» «библией Екатерины». Ходили слухи, что каждый из детей французской королевы-матери носит с собой по томику самой известной книги Макиавелли[29]. Почти наверняка эта точка зрения была существенной переоценкой любви сыновей (сказанное не относится к дочери Марго, жене Генриха Наваррского, будущего короля Генриха IV) Екатерины к книгам.
В 1576 г. гугенот Инносент Жентилье пишет книгу с характерным названием «Против Макиавелли», положив начало традиции монографической критики основоположника европейской политологии. Здесь, правда, следует отметить, что данный автор видел идеи Макиавелли осуществленными в правление Екатерины Медичи во Франции, что, по его мнению, привело к известной резне католиками протестантов.
В 1590 г. появляется сочинение Юстуса Липсиуса «Политические книги», где рассматриваются взгляды флорентийца на место религии в политике и государстве[30]. В 1613 г об этом же пишет Каспар Шоппе. В 1592 г. иезуит Антонио Поссевино[31] открывает серию католических монографических работ с критикой Макиавелли. Затем Габриэль Нодэ обращается к взглядам флорентийца на дипломатию, а также идею макиавеллиевского государя. В 1648 г. выходит первая биография Макиавелли, написанная его земляком Якопо Гадди. В XVII веке начинается бурная популярность работ Никколо в Англии, пусть даже главным образом и со знаком «минус».
Слава Макиавелли постепенно охватывает большинство европейских стран, но она в то время носит преимущественно «дурной» характер[32]. Причем во всех ведущих европейских странах. Кстати говоря, существующая литература весьма много внимания уделяет критике взглядов Никколо, которая последовала после широкого распространения в Европе его трудов[33]. Интересно, в частности, детальное изложение эволюции английского отношения к Макиавелли и его работам с начала XVI по конец XVII века.[34]
Примечательно, что допуск к его сочинениям в библиотеках долгое время требовал специального разрешения. В 1611 г. рождается термин «макиавеллизм» и с успехом распространяется по миру. Критика «Государя» в ту пору идет со всех сторон и носит по большей части уничтожающий характер. Впрочем, впоследствии появляется более взвешенная точка зрения, однако, как будет указано несколько ниже, стереотипы сохранились до наших дней (обычно негативная точка зрения сегодня распространена в политических и журналистских кругах, где макиавеллизм рассматривается как крайний цинизм в смешении с вседозволенностью власти). Впрочем, не все было так однозначно уже в прежние времена, не говоря уже о сегодняшнем. Эта книга оказала влияние на Гоббса, Руссо, Спинозу[35], Харрингтона, Гегеля. Идеи Макиавелли были востребованы Декартом, Фрэнсисом Бэконом и Ришелье[36]. Именно в результате влияния работ флорентийца начала формироваться концепция государственного интереса. Затем ее в том же столетии развил Жан Боден, а в начале XVII века Гуго Гроций. Макиавелли оказал влияние даже на Декарта[37].
Фридрих II посвятил опровержению «Государя» свою собственную работу (написана она была еще в бытность его наследным принцем).[38] (Крайне критическое сочинение Фридриха вызвало немало позднейших нареканий[39]). Однако, на мой взгляд, книга оказалась явно недооцененной. В основном этот труд был посвящен разгрому положений Макиавелли. Работа имела существенный успех у читателей, несмотря на то, что не была подписана. Все, правда, и без того прекрасно знали имя автора. Волна интереса к этому труду оказалась такой, что почти сразу же было осуществлено несколько недоброкачественных изданий этой работы, первое из которых по просьбе Фридриха безуспешно пытался остановить Вольтер.
Как ни парадоксально, однако оба труда, на мой взгляд во всяком случае, неплохо смотрятся вместе. Возможно, это впечатление создается потому, что Фридрих в основном выступал не столько как критик, а как комментатор, причем зачастую умный комментатор, работы флорентийца. Впрочем, к концу жизни король заявил, что Макиавелли все же был прав в своей оценке политики. Ирония судьбы состоит в том, что, выступая на словах против некоторых циничных тезисов Никколо, Фридрих в практической жизни главы государства следовал такой же циничной политике, в чем-то даже превосходя автора Il Principe.