Более определенно датируется творческая история «Евгения Онегина». Уже в позднем письме, адресованном в Крым, Пушкин заметил: «Там колыбель моего Онегина». (В Крыму поэт был летом 1820 года). Этому утверждению вторит поэтическое признание в концовке:
Промчалось много, много дней
С тех пор, как юная Татьяна
И с ней Онегин в смутном сне
Явилися впервые мне
И даль свободного романа
Я сквозь магический кристалл
Еще не ясно различал.
Из этого следует, что надо различать два этапа работы над произведением, предысторию и историю. Предыстория этап дописьменный, хотя в то же время идет проба изображения сходного героя в жанре романтической поэмы («Кавказский пленник»). «Колыбель» непроизвольно появилась, но пришлось ждать три года, прежде чем на брегах Невы в ней появится младенец, из которого не по дням, а по часам вырастет покоритель женских сердец.
Первая страница черновой онегинской рукописи не содержит ни общего названия произведения, ни обозначения его раздела (главы): нумерация глав в черновике начнется со второй главы. Заменяет эти (ожидаемые) знаки строка с двумя датами: «9 мая» и «28 мая ночью» это событие 1823 года. Строка с датами написана тонким пером, мельче последующего текста. Цифра 9 вписана, видимо, позже крупнее и жирно, возможно, закрывая какую-то прежде написанную цифру (или заполняя имевшийся пробел).
9 мая значимая дата: ее Пушкин помнит, от нее ведет отсчет самой протяженной и фактически долгой работы над одним произведением. Сделав в Болдине росчерк окончания романа в черновой рукописи, поэт на следующий день подсчитал, что провел в работе над своим творением 7 лет, 4 месяца, 17 дней. Однако прошло еще полтора года, пока дорабатывалась и проводилась в печать последняя, восьмая глава, и еще год миновал, в ходе которого было скомпоновано и вышло в свет первое полное издание романа. Так что непосредственная творческая работа над произведением растянулась на десять лет: от написания первых двух черновых глав в 1823 году до публикации романа в 1833 году. (А если прибавить три года предыстории, то окажется: «Евгений Онегин» был в творческом сознании Пушкина свыше половины срока его поэтической деятельности).
Двойная (хотя это дни одного месяца) датировка начала работы, видимо, означает, что 9 мая, в третью годовщину высылки поэта из Петербурга, было принято окончательное решение писать роман, замысел которого в сознании поэта уже получил мысленную обкатку на протяжении трех лет. Возможно, в этот день в сознании поэта уже зазвучали первые строки: спустя около трех недель, 28 мая, первое четверостишие будет написано сразу почти набело (поменяются местами вторая и четвертая строки), а с первой строфой и какие-то следующие черновые строфы романа. Только что миновал день рождения поэта. Фантастически роскошным подарком (на этот раз от себя миру) ознаменовал Пушкин свое двадцатичетырехлетие!
Все это факты известные, во всяком случае открытые. А если уже по прочтении всего романа обдумывать прочитанное, возникает вопрос самый естественный, который, как ни странно, за почти двести лет существования романа не задавался: каким был первоначальный замысел поэта? Потому что в процессе работы начальный замысел менялся (углублялся) кардинально. И есть авторские признания, которые грех игнорировать.
Главы вначале печатались отдельно, по мере создания и доработки; печатание началось задолго до окончания романа. Первая глава в печати получила предисловие. Выделю тут странное уподобление: «Дальновидные критики станут осуждать и антипоэтический характер главного лица, сбивающегося на Кавказского Пленника» Глава еще только отправляется к читателю, еще не известно, будет ли замечено (да еще и с осуждением) сходство героев поэмы и романа, а поэт указывает на это сходство сам; это «сбивается» на прямую подсказку.
Отмеченное автором сходство героев реально. Попробуем сопоставить исповеди героев перед самозабвенно влюбленными в них юными девами: обнаружится поразительное совпадение. Онегинская речь индивидуальна, а вместе с тем создается впечатление, будто герой подслушал монолог своего предшественника и пользуется им как конспектом, очень близко, иногда почти буквально повторяя целый ряд его аргументов.
Оба героя уступают пальму духовного первенства женщине.
Пленник
Забудь меня: твоей любви,