Павел смотрел в окно и видел девушку лишь боковым зрением. По Волге проплывал большой четырёхпалубный теплоход, окно было открыто, и вместе с порывами ветра с реки долетали обрывки мелодии, звучащей на судне. Гигантские кучевые облака, похожие на горы Кавказа, громоздились на горизонте.
Павел, возьми меня, я больше не могу так, я вся твоя, вся-вся, до последней капельки говорила Римма в каком-то полубреду. Кисти её рук были тесно зажаты между коленями. Голубые глаза превратились в два тёмно-синих бездонных колодца, в которые было страшно заглянуть.
Римма, сейчас мы можем сделать непростительную ошибку, сказал вдруг Павел, и Римма поразилась тому, как сухо и нравоучительно прозвучал его голос.
Плевать на ошибку, застонала она, иди ко мне. Я не могу без тебя жить. Ты это понимаешь?
Это тебе сейчас так кажется, продолжал чужим голосом Павел, завтра ты проснёшься и поймёшь, что я поступил совершенно правильно. Прости, но сейчас я должен уйти.
Не глядя на неё, он стремительно направился к выходу. Римма была так потрясена, что даже не пошла его провожать. Она слышала, как щёлкнула собачка в замке, как открылась, а затем захлопнулась дверь. И всё стихло.
Со следующей недели Римма стала каждый день проверять почтовый ящик нет ли там солдатского письма без марки, но за два года службы Павел не написал ей ни строчки. В сентябре Ната не появилась в институте вместе с другими студентами, вернувшимися с каникул, а в октябре стало известно, что она родила сына. Студенты быстренько собрались ей на подарок, накупили каких-то пелёнок-распашонок, и делегация девиц с курса поехала устраивать смотрины малышу. Римма, разумеется, не поехала.
Ей казалось, что жизнь её закончилась, появилась навязчивая мысль, что смерть была бы счастливым избавлением от той душевной муки, в которую она погрузилась после расставания с Павлом. Ложась спать, она подолгу смотрела на упаковку таблеток снотворного, размышляя: не выпить ли их все? Принимая ванну, рассматривала голубые дорожки вен на руках и вскрывала их опасной бритвой в своём воображении.
Игорь между тем продолжал ошиваться рядом: приглашал её то в кино, то на танцы, провожал до дома и дарил всякие забавные мелочи, причём постоянно шутил и развлекал её, как мог. Он был милый и забавный, этот Игорь, а Римма была несчастна и одинока. По ночам она рыдала в подушку, чтобы не слышала мама за стенкой. Мама чувствовала, что с дочерью происходит что-то неладное, пыталась вызвать её на откровенность, но дочь уклонялась от разговора.
Время, как известно, лечит всё, что не убивает, а Римма была слишком молода и здорова для того, чтобы покончить счёты с этой жизнью, поэтому однажды хмурым ноябрьским утром она вдруг почувствовала себя вполне выздоровевшей от болезни по имени Павел.
Римма очень хорошо запомнила тот день, по нелепой случайности совпавший со смертью Брежнева. День был тревожный и инфернальный, казалось, небеса разверзлись над страной, и в образовавшуюся дыру ворвались ледяные космические ветры. Гудели сирены противовоздушной обороны, по радио звучала траурная музыка, были приспущены красные флаги, и на них появились чёрные траурные ленты. Раньше казалось, что Брежнев никогда не умрёт, он был всегда, сколько Римма себя помнила, и вот он умер. Это всё равно, как вдруг исчезла бы луна с небосвода висела-висела каждый вечер, и вдруг пропала навсегда.
В тот день Римма и Игорь ушли с занятий раньше обычного, потому что и занятий то толком никаких не проводилось. Бродя по городу, они не заметили, как снова оказались на том самом месте волжской набережной, где Игорь год назад признался в своей любви.
Дойдя до памятного места, оба, как по команде, замолчали. И без слов было понятно, что они вспоминали событие годичной давности. Первой тишину нарушила Римма:
Предложение ещё в силе? спросила она.
Конечно. Можно было и не спрашивать, покраснев и смутившись, ответил Игорь.
Что ж, испытательный срок у нас был долгий. Я всё обдумала и решила я принимаю твоё предложение.
Игорь просто ошалел от радости. Он бросился к Римме, обнял за талию и стал покрывать поцелуями её лицо. Римма закрыла глаза и подставила губы для поцелуя. Это был первый в её жизни настоящий поцелуй, ей казалось, что это Павел целует её, она усилием воли пыталась отогнать непрошеное видение, но оно не исчезало.