Не понял. Голос у Динского тревожно дрогнул.
Он кивком указал на два «Гелендвагена», приближающихся к главному больничному корпусу со стороны ворот.
Думаешь, Свищ?
Если с охраной, то Свищ. Или Карамболь, усмехнулся Динской.
Прокофьев кивнул. Карамболь и Свищ сейчас, что называется, в контрах, могут перестрелять друг друга, потому без охраны ни шагу. И передвигаются оба на «Гелендвагенах», и номера у них крутые, нули да единицы.
Машины остановились, из них выскочили крепкие парни в черных полупальто, как у Борща, один из них открыл дверь, появился Свищ, изнывающий от тяжести своего величия. Глянул на Прокофьева, на Динского, презрительно скривился. Они стояли у него на пути, он мог их или протаранить, или просто обойти. А еще его быки могли их просто перестрелять, но Свищ, похоже, не собирался впадать в крайности. И даже таранить Прокофьева с Динским не решился. Подошел, остановился, всем видом выказывая свое презрение. Четыре быка взяли его в полукольцо, прикрыв спину. Двое остались у машины.
Маевский в триста восемнадцатой палате, не здороваясь, сказал Прокофьев.
Это ты о чем, начальник? фыркнул Свищ и выразительно глянул на своего телохранителя, дескать, рук не распускать: грех обижать убогого.
Это я о ком.
Не знаю никакого Маевского, нахмурился Свищ.
А вот он тебя знает усмехнулся Прокофьев. И кто Освальда заказал, знает.
Неужели я?
Да ты иди, иди, чего встал?
Доказательствами вины Свища Прокофьев не располагал, а без них бандита не прижать. Сказать ему, что нет у него улик, так он рассмеется в лицо и уйдет.
Не знаю я никакого Маевского, стараясь скрыть нервозность, повторил Свищ.
И Освальда не знаешь?
Ну Освальда, может быть, и знаю, глянув на Динского, пожал плечами Свищ.
И Борщев его знает И много чего другого знает. Да ты ступай, Михаил Борисович, не стой, в ногах правды нет. Правда в суде.
Какой еще суд? Ты меня, начальник, на пушку не бери!
До суда еще следствие будет. Задержат, предъявят обвинение. И будет у тебя, дружок, другая охрана.
Я тебе не дружок!.. Свищ беззвучно шевелил губами, договаривая фразу нецензурными словами.
Нет, конечно. Дружком ты будешь в камере. Пока не знаю, у кого.
Слышь, ты!.. рассвирепел Свищ. И сжал кулак, но не для того, чтобы наброситься на Прокофьева, похоже, он пытался привести себя в чувство. Закончился Май! Нет его больше!
Прокофьев постарался, чтобы ни одна черточка не дрогнула на его лице. Все-таки держал Свищ руку на пульсе событий, и получаса не прошло, как Майский умер, а он уже в курсе случившегося. Кто-то позвонил, сообщил.
И ничего тебе Май не сказал! усмехнулся Свищ.
Оказывается, он знал и это. Возможно, палата прослушивалась или Свищ не сомневался в своем киллере.
Так что не надо, начальник!
Свищ сплюнул Прокофьеву под ноги и, толкнув его плечом, двинулся дальше. Но толкнул он в плечо полицейского зря. Прокофьев знал, с кем имеет дело, и в момент столкновения словно окаменел. Как ни старался Свищ, он не смог стронуть его с места. А ведь ударил его бандит в больное плечо.
У нас реально на него ничего нет, цокнув языком, сказал Динской, когда Свищ удалился.
Будет.
Борщ молчит?
Пока да.
Гаврилу не взяли.
Еще не вечер.
Ну хорошо, держи меня в курсе.
Пожав Прокофьеву руку, Динской двинулся к своей машине.
Прокофьев отправился в управление, не успел зайти в кабинет, как появился майор Ярыгин, старший оперуполномоченный его отдела. Рослый парень, видный, взгляд веселый, задиристый. В прошлом Савелий любил подраться от нечего делать, но жизнь кое-чему научила его, остепенила, а женитьба окончательно отшлифовала. Взгляд у него, может, и горячий, но голова холодная, он все просчитывает на много ходов вперед, продумывает. Любой из подчиненных Прокофьева мог вляпаться в историю, но только не Ярыгин.
В замечательное время мы живем! широко улыбнулся Савелий, колдуя в своем планшете. Видеокамеры на каждом шагу. Даже в церкви. А вот Борща сняла камера торгового центра.
Ярыгин положил на стол перед Прокофьевым планшет с движущейся на дисплее картинкой. Ночная улица, фонари, дома, едва различимая в темноте церковь. Из проулка между домами вышел мужчина, свернул к дому Хикса, метров через десять остановился и, бросившись вправо, скрылся во дворе.
По-твоему, это Борщ? спросил Прокофьев.