Бормотала она быстро и едва соображала, что за ерунду придумывает. Если консьержка не новенькая и прекрасно знает Лёлю, то ничего не выйдет. Вот уж стыда не оберешься Но попытка же не пытка, верно?..
Она переступила с ноги на ногу, покрепче сжимая ремень сумочки. Консьержка отодвинула газету, потянулась к окошку и раскрыла створку.
Из какой, значит, квартиры? бдительно спросила она.
Голос у бабушки был странный и с внешностью ее никак не вязался. Она вся казалась такой мягкой, пухлой как пирожок. И печет такая, наверное, мастерски. А вот голос как будто у девчонки позаимствовала тонюсенький, чуть не рвется. Словно с детства остался, ничуть не повзрослев.
И-из двадцать третьей ой, то есть, из двадцать первой, выдала Вовка.
Так-так, консьержка вытянула из-под кипы книжек журнал в массивном бордовом переплете. Овсянниковы. Ты, наверное, Ольга.
И глянула строго на Вовку. Как будто на экзамене.
Ага. Лёля, машинально поправила Вовка.
Ответ консьержке как будто понравился, но она все равно неприязненно сощурилась за толстыми стеклами, оправила зачем-то идеально сидящие очки и кивнула.
Хорошо. На жетон дам.
Она выудила из сумки кошелек из узорчатой кожи и принялась в нем копаться.
А вообще-то у меня и жетон есть.
Она протянула монетку, как будто проверяя: не обманывает ли девица, правда ли на проезд не хватает? Но Вовка просияла.
То что нужно! Спасибо вам огромное!
Можешь не возвращать, разрешила консьержка, а потом зачем-то добавила: Он сам вернется.
Вовка хотела переспросить, как это жетон вернется сам, но старушка уже захлопнула окно и загородилась кроссвордом.
Может, показалось?
И только выскочив из метро в чужом районе, Вовка поняла, что опять ничего не продумала. Если не найдет Федю как вернется назад? Денег на обратный путь у нее не было. Вдобавок нависли тяжкие тучи, зарядил мелкий дождик, заметно похолодало. Вовка уже пожалела, что не накинула куртку. Вот ведь погода! Какое же солнечное стояло утро, а теперь
Таблички на домах показывали все не то: Плотницкая, Пороховая, Дымченко. Здания мелькали мрачные, как будто вымазанные в гари и копоти. Невысокие, в три-четыре этажа, с дубовыми балками под косыми крышами в таких, наверное, и перекрытия деревянные, и печи есть. Мелкая дождевая пыль в воздухе мешалась с сизыми клубами дыма то ли из тех самых труб, то ли от костров, которые вполне себе могли жечь на задворках.
Вовка закашлялась и обхватила себя руками. Темный район, весь какой-то измаранный, пересыпанный черной взвесью, провонявший гарью. Зато уж квартиры здесь, наверное, дешевые
Она подскочила к дамочке с коляской:
Простите, пожалуйста, вы не подскажете, где тут улица Масловицкого?
Женщина глянула так странно, будто Вовка спросила что-то непристойное, и пожала плечами. Ребенок в коляске закряхтел, затормошил пеленки (и почему они серые, будто перемазанные гарью?), и женщина склонилась над ним, тут же позабыв о Вовке.
Она решила остановить мужчину под черным зонтом, но он шарахнулся в сторону, не успела Вовка и рта раскрыть. Женщина с увесистыми пакетами даже слушать не стала: опустила голову и засеменила себе сквозь морось дальше.
Вовка пробежала мимо цирковой афишки («Трехголовое чудище, только у нас!»), обогнула витрину с сухоцветами (и кто их покупает, эти мертвые цветы?) и заметила пацана в наушниках. Ждать, пока он отвернется, не стала. Сразу накинулась:
Ты не знаешь случайно, где тут улица Маслова?
Мальчишка стянул край наушника:
А?
Маслова, говорю, улица. Не знаешь, где это?
Маслищенко есть. И Маслюковича. Вам кто нужен?
У Вовки голова кругом пошла. Откуда ей знать-то! Запомнила про масло и хватит
Давай обоих, попросила она.
Ну ок, пожал плечами пацан. Маслищенко вон там, через перекресток, а Маслюкович это вон туда и сразу налево.
Натягивая рукава кофточки на кулаки, Вовка побежала вперед, через дождевую мглу. Сгустились сумерки, будто день завершился раньше положенного, а вот вечер все никак не наступал. Фонари еще не зажигали, но даже противоположную сторону улицы рассмотреть теперь было трудновато.
Улица Маслищенко оказалась узким проездом на пять домов. Оканчивалась она пустырем, и Вовка отругала себя за то, что не спросила сразу про дом шестьдесят шесть. Номерные таблички, правда, показывали неизвестно что: дом два соседствовал с девятым, а три с двенадцатым.