Теперь он перевозил меня на первую мою квартиру в Москве. Внёс вещи в комнату, я вошла следом, и огляделась вокруг. Что делать в первые минуты в квартире, которая ещё не стала твоей? Ставить чай? Разбирать вещи?
Сядь. Что ты смотришь по сторонам, когда я тебя так давно не видел?
Он усаживает меня на стул, опускается рядом на пол и прячет лицо в подол моего платья.
Что мне делать с тобой, ума не приложу. Понимаешь, я тебя не л юблю, я люблю свою жену! У нас с тобой просто разрез глаз одинаковый, поэтому я не могу от тебя избавиться. Разве ты не знаешь, когда у людей одинаковый разрез глаз, они не могут жить друг без друга?
Я услышала только, что он меня не любит, больше я ничего не слышала.
Иди домой, пожалуйста. Очень тебя прошу, поторопись. И никогда больше не переступай моего порога. Эта история кончилась для меня. Я не хочу я не собираюсь я не желаю!
Он хлопнул дверью. Я распахнула окно зачем? Остановить, вернуть? Лязгнула дверца машины. Я села на тот же стул и сложила руки на коленях.
Всё. Сколько раз в жизни я решала, что это конец, я совершенно искренне верила в это!
Как женщина обживает дом? Лично я начинаю с уборки. Вымываю окна, независимо от времени года, всё чищу и перемываю, и дом становится моим.
У этого первого в моей жизни своего дома был один недостаток я долго добиралась в институт. Автобус ходил редко, я очень боялась опоздать на первую лекцию. Выходила заранее, первая входила в аудиторию, и улыбалась всем, кто заходил потом.
Как всегда, я была занята по макушку. С давних пор, когда у советских людей был один-единственный выходной в неделю, я составляла на него огромный список дел. Мама говорила:
Тебе же и половины не переделать!
Ну и что! А вдруг они все кончатся, и я не буду знать, что делать дальше!
Со временем этот список стал постоянным, потому что я не успевала, естественно, переделать всё, и кончала в другие дни и выходные, а за это время, как грибы, вырастали новые дела.
В нём всё было вперемешку печатанье, уборка, глаженка, починка, срочные письма и звонки. Количество неотложных дел со временем только росло.
После занятий я ездила по редакциям, бесконечный роман с ними продолжался. Встречалась с какими-то людьми, или ехала в библиотеку, а вечером театр или концерт.
Потом я долго ждала свой автобус. Пока было не очень холодно на остановке, позже в метро, а потом бежала к остановке наперегонки с автобусом.
5. Книга переводов
Но главное я должна была сдать в «Советский писатель» книгу переводов Наташи Кащук.
Переводить я начала ещё до выхода первой книжки, сначала для журнала «Дон». А потом подумала буду переводить, а в редакции мои переводы будут относить авторы.
Не тут-то было, конечно, относила я. В каком-то журнале мне сказали, что лучше бы я принесла свои стихи!
Надо сказать, художественный, настоящий перевод, совсем не такое простое дело. Надо не только перевести с языка первоисточника на русский. Чаще всего это делали сами авторы, особенно из тогдашних союзных республик. Даже не главное сохранить размер, оснастить стихотворение рифмами. Нужно сохранить краски, образы, настроение, интонацию.
Когда Наташа Кащук, прекрасно владеющая русским языком, прочла мои первые переводы своих стихов, она сказала:
Будто я сама это написала!
Её я стала переводить года за два до Высших литературных курсов.
Был банкет на природе по случаю юбилея нашего ростовского отделения Союза писателей. Меня пригласили в числе нескольких молодых литераторов.
Прямо на траве щедро накрыли скатерти, и Виталий Александрович Закруткин вдруг остановил меня, когда я проходила мимо их, главного, «стола»:
Светлана, присядь, надо поговорить. У меня к тебе просьба есть прекрасная украинская поэтесса, я хочу, чтобы ты перевела её книгу для «Советского писателя».
Спасибо, Виталий Александрович, я с радостью.
Вот и ладно. Я вас свяжу.
Странно, мы только здоровались при встречах, вернее, я здоровалась
Я перевела несколько её стихотворений. Она писала совсем не в моей манере. Но, наверно, актриса всегда жила во мне не играю в жизни, но легко вживаюсь в любую роль.
Будто это я написала растерянно сказала Наташа.
Родник
Пускай сто раз мне умереть в ночи,В сто первый раз воскресну на рассвете!
Скользят по листьям первые лучи,
По листьям шелестит осенний ветер.
А листья пахнут словно грусть сама,
Чуть слышно, горьковато и пьяняще,
И тишина стоит в осенней чаще
Недвижная, сводящая с ума
И мед уже горчит в забытой борти
Пульсирует родник, как кровь в аорте,
Тревожная, хоть заморозки ныне,
Траву и листья высеребрил иней,
Забрав его в холодный белый круг.
А скоро снег тяжёлым гнётом ляжет,
И неокрепшие дубки вокруг,
Поскрипывая, примут эту тяжесть.
Пусть леденит дыхание мороза
И вьюг январских лютая угроза
Как бы студёно ни было от них
Они не в силах заковать родник!
Пусть слова родниковые ключи
Пробьются к свету из глубин столетий,
Пускай сто раз мне умереть в ночи
В сто первый раз воскресну на рассвете.
Это было уже в Москве, я показала ей несколько готовых переводов, и мы пошли в издательство.