Лянка, ты прости меня. Не понимаю я этих твоих видений! В голосе Захара было столько раскаяния, что я усмехнулась.
Не понимаешь, так просто слушай и отвечай на вопросы! спокойно попросила я. Тем более тебя касается. Вспоминай, у кого-то из вашей прислуги или соседей есть серый спортивный костюм? Кто мог вот так запросто по вашему дому в нем шастать?
Ну ты спросила Горничная в униформе ходит, больше женщин у нас нет. Не терпит Жанку никто, уходят. Повар в белом костюме, садовник в зеленом, получается, кроме меня, некому в сером трико шастать! Стоп! Да сегодня вообще никого не должно быть Жанка всех отпустила! Тусовка планировалась с ее матерью и Фандо в его новом клубе на всю ночь. А Жанка нажралась, зараза! А потом и того
У нее есть любовник? в лоб спросила я.
Считаешь, был? вроде задумался Захар. Черт ее знает, мы же не спим давно. Может, и завела кого. Так-то живем в одном доме, играем в семью. По привычке, наверное. Мне кроме работы не нужно ни фига, да и ей кроме пойла. Дом принадлежит ее матери, денег на его содержание ни у Жанки, ни у меня нет. Сейчас Жора спонсирует Гелу, его не будет та еще кого-нибудь найдет. Тошно мне там, Лянка.
Уходи. Что держит? Некуда?
Почему? Квартира родительская пустует. Помнишь, на Вознесенской?
Ох, не стоило меня возвращать так резко в сталинскую трешку с трехметровыми потолками и полукруглыми балконами. И особенно в его, Захара, комнату. А именно туда перенесла меня сейчас чертова память. Я даже ощутила на миг тот свой сладкий страх я знала, что произойдет через несколько минут. Мне бы бежать, не переступив порога комнаты, тем более я была уверена, что Захар удерживать не станет. Пока не станет. Еще минута, две Пытаясь шире открыть передо мной створку двери, он нечаянно вскользь касается моей груди, на миг замирает и с удивлением всматривается в мое лицо, словно не узнавая. Недоверчиво хмурится, берет за руку и ведет за собой Мы лежим на его кровати и неумело целуемся, открывая для себя что-то новое Звонок домашнего телефона возвращает нас в действительность. Захар срывается в соседнюю комнату к аппарату, я же, обувшись, трусливо сбегаю. Всю дорогу до дома меня мучает вопрос что это было?
Прости ты тогда удрала Почему? Оказывается, он думает о том же самом!
Не помню. Да и какая теперь разница? Все, подъезжаем. Обогнем озеро, а там и дом.
Расскажи об этом дедке. Как мне к нему обращаться? Или ты уже говорила? Я что-то пропустил
Он назвался Егором Романовичем. Встретила вот на этой дороге, шел к кому-то на дачу. А там уже почти никто не бывает, дома заколочены. Пустила к себе.
Он тебе совсем-совсем никто?!
Никто! Ему жить негде, как я думаю. Или от родственников сбежал, или выгнали. Я не спрашивала, сам не рассказал.
Добрая ты душа, Лянка Я бы так не смог! Какого-то бомжа
Он не бомж! Просто так сложилось. Какая тебе разница?
Не прирежет?
Не идиотничай, Тальников! Я с ним оставалась в доме на ночь много раз. Как видишь, жива. Предупреждаю сразу в политические споры с ним не ввязывайся, он старой закалки коммунист.
Ого! Сильно! В партию агитировать будет, продолжал хохмить Захар, а мне вдруг стало жаль деда. Жизнь к концу, а все вокруг разрушено ни идеалов, ни порядка в стране, ни совести и чести у потомков.
Хватит, уймись. Пишет он себе мемуары пусть и пишет. Не лезь к нему с вопросами, прояви вежливость глядишь, мирно просуществуете до твоего отъезда.
Уже гонишь Даже не поселила еще, а уже дни считаешь, когда я свалю, с обидой произнес Захар, отворачиваясь к окну.
Я никак не отреагировала на его упреки, на самом деле не заглядывая так далеко. Самым важным на сей момент казалось разместить в доме Тальникова, чтобы никак не ущемить интересов Егора Романовича.
А я уже забыл дорогу, перевел Захар тему. Сколько раз я здесь был?
Два, коротко ответила я, гоня от себя и эти воспоминания.
Нарастающая по мере приближения к дому тревога заставила меня на какое-то время забыть о сидящем рядом Захаре. Восемь лет назад, в августе две тысячи двенадцатого, я вот так же, на очень небольшой скорости, словно нехотя, двигалась вдоль озера, всматриваясь в очертания дома. Только тогда шел дождь. Лобовое стекло машины становилось прозрачным лишь на короткий миг после энергичного движения «дворников». И сразу же делалось мутным. В одно из мгновений я все же успела разглядеть настежь открытое окно мансарды. Этого не могло быть, я все окна закрыла, когда накануне уезжала, так и не дождавшись отца. Я была уверена тот уехал в город. «Если только он вернулся?» мелькнула радостная мысль, но тревога стала еще сильнее. Вот я приближаюсь к крыльцу, выключаю двигатель, опускаю стекло. Чуть левее сосны лежит человек. Точнее мертвое тело. Я знаю, кто это