И вы хотите, чтобы я
И я хочу, чтобы наш журнал первым взял интервью у этого Штирлица, поставил точку главред. Иди Василич, выполняй!
Глава 2
Из «крематория» я выходил с легким головокружением не то от никотинового чада, не то от предвкушения интересной работенки. Шутка ли, первым из смертных прикоснуться к живой истории! Да таких ветеранов днем с огнем не сыскать! Большая их часть тыловики да штабные. Они и под огнем-то никогда не были. Выползают из своих квартир по большим праздникам, а то и раз в год, сплошь увешенные памятными знаками. Не ветераны, а елки новогодние. А тут офицер Абвера. Семнадцать лет под прикрытием. Самого Гитлера видел, да с прославленным Вильгельмом Канарисом против этого усатого ефрейтора заговор клепал.
Ну что, голова с плеч? поучаствовал в моей судьбе наш спортивный обозреватель Дима. Половина сотрудников редакции смотрели на меня. То ли мой задумчивый вид их смутил, то ли столь ранний вызов на ковер.
Да все нормально, рассеянно отмахнулся я и поспешил к выходу.
Объясняться и делиться эмоциями не хотелось. Ощущалось нарастающее волнение. Со мной так бывало, только если материал, который мне доставался, действительно щекотал нервы.
Из редакции я направился прямиком в паб. Было у меня в городе одно местечко, где думалось лучше всего. В том баре я ютился и работал уже не первый год. И хозяин, и персонал меня за старожила почитали. А мне действительно было легко и уютно там. Полуподвальное помещение в стиле «айриш-паб», с ориентацией на день святого Патрика, зеленые цвета и трансляции матчей по регби и футболу. Халявный вай-фай, старенький ноутбук, который я для удобства оставлял там же, и пинта ледяного пива, позволяли в любой момент дня и ночи погрузиться в расследование.
Заказав «как обычно» и, получив заказ на подносе, я направился к себе в «конуру» самый непривлекательный в баре столик на одного. Располагалось мое логово, то ли под сводом фундамента, то ли под замурованным тайным проходом в другое здание я не вникал. Было там тесно, темно и, как ни странно, для меня уютно.
Ну, наконец! Я снял напряжение тремя большими глотками ледяного пива, осушив ими сразу полбокала. Занюхал все гренкой с чесноком и открыл ноутбук. Уже на первом часе работы меня настигло чувство глубокого разочарования. На этапе сбора информации и сопоставления дат, я понял, что моему ветерану скоро исполняется сто лет в обед. Точнее сто пять лет. Какой же это источник информации? В лучшем случае кладезь маразма, а в худшем беспомощный инвалид.
Выпил еще нефильтрованного, решив зайти с другой стороны. Наверняка у такого деда должны быть родственники, которым он мог рассказывать о своих похождениях. Навел справки, облом родни никакой. Живет один в трешке на Кутузовском. Пользуется услугами социальных работников. Ни в одной ветеранской организации не числится. Нигде не светился, как ветеран, никаких социальных проектов не курирует и не поддерживает. Последние двадцать лет карьеры провел консультантом в разведшколе ГРУ. Одним словом разведчик.
«Ну, точно, сделал я вывод, амеба, которая и из дома-то не выползает больше четверти века. Чем же я тебе так насолил, Петрович?»
Немного раздосадованный, я вышел на морозный воздух перекурить это дело. Пока тлела первая сигарета, думал о нелегкой судьбе старика. Это как же нужно было извернуться, чтобы из простого питерского паренька к двадцати четырем годам превратиться в доверенное лицо одного из первых злодеев третьего рейха? Прокрутил в уме биографию, которая сухими цифрами на ведомственном сайте очертила жизненный путь разведчика. Конечно, мой живой ум обрисовал полученную информацию несколько иначе. Где-то добавил от себя, где-то предположил, а где-то приукрасил.
Макаров Егор Фомич имя не настоящее. На самом деле он был сыном обрусевшего немца, имевшего в Петрограде до революции несколько доходных домов. Мать испанская актриса. После февральской и октябрьской революций семья будущего разведчика перебралась на запад бывшей Российской Империи. А в разгар гражданской войны, с приходом интервентов, интернациональная семья перебралась в Германию, попав в программу репатриации. К тому моменту нашему Штирлицу шел уже четырнадцатый год. Он был силен в точных науках. Обожал математику и физику. Бегло говорил на трех языках. Русским и немецким он владел в совершенстве, а испанский изучил благодаря стараниям матушки.