Татьяна Ивлева редактор и составитель
Январь, 2022 Эссен
Леонид Блюмкин / Гамбург /
Леонид Блюмкин. Поэт, журналист. Родился в Зауралье, в г. Кургане. Более 30 лет работал на областном телевидении. Стихи публиковались в газетах, журналах и альманахах, издающихся в городах Урала, Сибири, Москвы, а также в Германии. Участник антологий «Поэты русского Зарубежья» (издательство «Алетейя», Санкт-Петербург). Автор шести сборников стихов. Член Союза писателей России. С 2004 года живёт в Гамбурге.
«С возрастом, признаться если честно»
С возрастом, признаться если честно,
всё трудней держаться на плаву.
Жизнь во снах гораздо интересней,
чем она порою наяву.
Точным объясненьям неподвластный,
из иных и нынешних времён
ночью часто вижу несуразный,
странно повторяющийся сон.
Думаешь, с тобой ли это было
или, может, не было совсем.
Женщина в тумане приходила,
друг являлся, не сказав, зачем.
Много лет их нет уже на свете,
живших и рисково, и легко,
и разочарованных в столетье,
как стрелок, попавший в «молоко».
Сам же я, терзаясь в дикой спешке,
то лечу, то еду, то бегу,
но стою на месте неизбежно
в кем-то заколдованном кругу.
Ноги тяжелеют, застревая
в глине вязкой и в солончаке.
Не выводит никуда кривая,
дёргаюсь, как рыба на крючке.
От чего зависит от погоды
разница сюжетов и картин?
Но всё время что-то происходит,
с чем во сне один я на один.
В темноте к видениям прикован,
под щекой ладонь или кулак.
Душат сны один дурней другого,
но из них не вырваться никак.
Зарисовка
Рука ведёт перо с нажимом,
и пальцы сжаты, как тиски.
Училка из старорежимных
в костюме строгом у доски.
В тетради сохнет промокашка,
вся комната светлым-светла.
Чернильница-невыливашка
из синеватого стекла.
Её несу с собой в портфеле
и на́ дом заданный урок.
А на моей лежит постели
мой кот, свернувшийся в клубок.
Зиме конец. Но обморозил
в начале марта уши он,
занявшись половым вопросом,
поскольку молод и силён.
В сарае громко квохчут куры,
им снится летняя трава.
Из печки, как из амбразуры,
стреляют искрами дрова.
На кухне стол едой не блещет:
картошка, яйца, серый хлеб.
Мы верили, что будет легче,
не ведая духовных скреп.
С утра соседи варят бражку,
начав предпраздничный забег
Чернильница-невыливашка.
История. Двадцатый век.
На горе Монсеррат
Не стремящийся к путешествиям,
побывать кое-где успел,
восполняя для утешения
в географии свой пробел.
Часто стопы туда вело мои,
где не только пейзажу рад
к древним древностям Каталонии,
ко святой горе Монсеррат.
Словно гусеница зелёная,
полз скрипучий фуникулёр
на вершину, к зубцам изломанным,
в монастырский широкий двор.
В храме лестница вверх кручёная,
там, печалясь за алтарём,
восседает Мадонна чёрная
в одеянии золотом.
Принимает чужие горести,
становясь от них всё черней.
И как будто под ношей горбится,
сострадая слезой своей.
Божьей Матери взгляд блуждающий
к ней людская течёт река.
Если выше скажи, куда ещё,
в даль неясную, за облака?
«Обещаю не ныть, не плакать»
Обещаю не ныть, не плакать,
просто сдать проездной билет
возвращаться в свою Итаку,
чтоб проститься с ней, смысла нет.
Там, где шлялось беспечно детство,
там, где юность любовью жгла,
не осталось теперь наследства
ни корней родных, ни ствола.
Только в дальнем краю несытом,
долгом связана, как венцом,
спит под памятником гранитным
мама рядом с моим отцом.
До войны была черноволоса,
но под страшной бомбёжки вой,
из вагона с детьми с откоса
спрыгнув, стала в момент седой.
Я родился в сибирской стуже,
начинала зима разбег.
Белый свет мне ворвался в душу,
как декабрьский пушистый снег.
Память мало что сохранила
оказалось время сильней:
что-то стёрло, а что-то скрыло
в беспощадном мельканье дней.
Смутно помню кусты сирени,
двор зелёный, барачный свод
и в скворечнике столпотворенье,
и под окнами огород
Ни двора, ни птиц, ни барака
молча прошлому вслед гляжу.
Возвращаться в свою Итаку
путь к последнему рубежу.