Фейербах же, согласно концепции Бубера, следует «второй» истории творения, то есть второй главе книги Бытия (о сотворении истории), где уже нет никакого иного мира, кроме человеческого, а посреди этого мира сам человек, нарекающий все живое его истинным именем. Возникла чрезвычайно обостренная потребность в философской антропологии. Однако программа Фейербаха даже не включает вопрос о том, «что такое человек?». По сути дела это означает, что он отказался от этого вопроса. Человек фактически здесь является беспроблемным. «Но действительный человек, стоящий перед нечеловеческим языком, все более и более теснимый им как бесконечным роком и все же дерзающий познавать и это бытие, и этот рок, такой человек не может быть беспроблемным. Именно он начало всякой проблематики»[39].
Фейербах рассматривает человека как высший предмет философии. Но он толкует человека не как человеческую индивидуальность, а как связь человека с человеком, связь между Я и Ты. Фейербах писал о том, что «сущность человека заключается не в нем как моральном и не в нем как мыслящем существе. Сущность человека только в общности, в единстве человека с человеком, в единстве, которое, однако, опирается только на реальность различия между Я и Ты»[40]. Но Бубер высоко оценивает это достижение Фейербаха. Он называет его «коперникианским свершением» современной мысли, побуждающим к новому началу европейской философии.
Согласно Фейербаху, Бог, будучи проекцией человеческого духа, отчуждается от последнего, объективирует «Я». Ему не только приписывают самостоятельное существование, но превращают из творения человека в творца. Отвергая религиозный культ, немецкий философ противопоставлял ему «обоготворение человека». В работе «Мысли о смерти и бессмертии» он выступил поначалу приверженцем пантеизма, который был близок как Спинозе, так и Гегелю. Затем он перешел к критике гегелевской философии, полагая, что она слишком связана с богословским мышлением.
По мнению Фейербаха, гегелевская философия представляет собой философию духа, она позволяет толковать исторический процесс. Но в ней нет места для природы и для чувственного единичного существа. Для Гегеля действительное и истинное только дух. Для него значимо только понятие, а не вещь и частное. На самом же деле, полагает Фейербах, действительно только частное, доступное чувствам, а общее не что иное, как только бледная абстракция. Дух есть природа в ее инобытии, природа сама по себе раздвоенная, самой себе чуждая. Так логический идеализм замещается у Фейербаха сенсуалистическим материализмом.
Итак, по мнению Фейербаха, «дух» же не что иное, как иллюзия индивида, потусторонность, им самим выдуманная. Религиозное сознание, повлиявшее и на философские понятия, принимает общее за нечто само по себе действительное, за мир духа. В своих последних сочинениях Фейербах старался истолковать эту ложную установку путем антропологического объяснения религии, в частности, теорией желания.
Человек обожествляет свой идеал родового существа, т. е. то, чем он хотел бы быть. Этот идеал индивид отождествляет с потусторонней действительностью и идеализирует ее как некое божество. Но именно поэтому, как рассуждает Фейербах, хотение и поведение человечества из реального мира перемещается в сферу отвлеченной трансцендентности. Такова причина страданий человечества, и она может быть устранена, только если философия будущего ограничит свое мышление и свое хотение миром чувственности, т. е. единственно реальным миром.
Этот ход мысли порождает этику земного блаженства. Полемизируя против концепции Шопенгауэра, оправдывающего страдание, Фейербах защищает возможность радости в этой земной жизни. «Человек есть то, что он есть», полагал Фейербах. Он считал, что нужно сделать человека здоровым, освободить его от забот. Тогда человек станет добрым, будет радоваться чужим радостям. Фейербах имел в виду не столько человеческую индивидуальность, сколько специфическое отношение между людьми, между «Я» и «Ты». «Человек одновременно Я и Ты; он может стать на место другого именно потому, что объектом его сознания служит не только его индивидуальность, но и его род, его сущность»[41].
Философия в целом есть постижение человеком себя самого и окружающего мира. Кто такой я? Некий парадокс или открытие состоит именно в том, что я ничего не могу сказать о себе, не соотнеся себя с другим. В философии, как она складывалась на протяжении веков, есть понятия «человека», «Я», «объекта», «мира», но нет «другого» как суверенной инстанции, как незаместимой и значимой для меня личности. Даже средневековая интуиция, воплощенная в понятии «альтер-эго», не выражает идеи абсолютной равнозначности «Я» и «Ты», поскольку демонстрирует разные лики «самости».