Но пока вопрос еще с выделением земли не решен. Небольшие наделы дают, на несколько семей, а надо чтоб сразу минимум на 150, иначе инфраструктуру не построить.
- Землю, Владимир, выделят. Обязательно выделят.
- Хорошо бы. А просьба ваша в чем заключается?
- Когда начнут выделять землю под родовые поместья, а ее непременно будут выделять в каждом регионе России, прошу вас, Владимир, не откажите старику. Примите и меня в сообщество этих людей. Хочу и я перед смертью свой кусочек Родины обустроить.
Николай Федорович заволновался и заговорил горячо и быстро:
- Для себя обустроить. Для детей своих и внуков. Кедрик вот в горшочке выращиваю, чтобы посадить саженец своими руками на кусочке своей Родины. Я не буду людям в обузу. Сам все на своем гектаре обустрою,
сад заложу, живую ограду высажу. Соседям смогу помочь. Сбережения у меня есть, гонорары за статьи разные до сих пор поступают. Сыновья... Чего-чего, а в материальной помощи никогда не отказывают. Я там небольшой домик себе построю и соседям строительство профинансирую.
- Это ж надо такому случиться, - еще громче прежнего заговорила Галина, - совсем людина не думает, как сад садить можно, когда ноги не ходят. А еще соседям помогать собирается. Ой, слышали бы люди добрые... Что подумают люди добрые? Такий дом ему сыны построили, живи да радуйся, сынов да Бога благодари. Да неймется человеку. Это ж надо додуматься на старости лет до такого. Что люди добрые о такой людине подумать могут?
Николай Федорович слышал слова Галины, но не обращал на них внимания или делал вид, что не обращает, продолжал:
- Я понимаю, Владимир, мое решение может быть расценено как излишняя эмоциональность, но это не так. Решение мое - плод длительных размышлений. Это только внешне может показаться моя жизнь прекрасной: коттедж со всеми удобствами, словно дворец, домработница, сыновья не последнее место в обществе занимают - но на самом деле я был мертв до знакомства с Анастасией. Да, Владимир, это так. Представьте себе, уже пятый год я живу здесь. Время провожу в основном в своем кабинете. И никому я не нужен, абсолютно ни на что не могу влиять. И сыновей моих ждет такая же участь, и внуков моих. Участь ощущать свою смерть еще при жизни.
Человек, Владимир, считается умершим, когда тело его перестает дышать, но это не так. Человек умирает, как только становится никому не нужным и от него уже ничто не зависит.
Вокруг моего коттеджа соседи имеют домики попроще, но среди них нет у меня друзей. Да и сыновья просили фамилию мою не называть даже соседям. Много завистников вокруг интересуется, чей это коттедж, словно дворец. Узнают чей, будут в прессе мусолить: на какие средства он возведен. И, что собственным трудом добытые, не докажешь. Вот и сижу здесь, словно в заточении, словно умерший, в своем кабинете сижу, на второй этаж и не поднимаюсь - незачем. Много работ моих напечатано на философские темы, но после знакомства с Анастасией... Сейчас я скажу вам, Владимир, не сочтите, пожалуйста, сказанное за плод старческого воображения, я докажу правоту следующего вывода. Понимаете, Владимир, именно сейчас, в настоящее мгновение вершится Божий суд.
- Суд? Но где и как он проходит? Почему никто об этом не знает?
- Понимаете, Владимир, мы длительное время представляли этот суд как пришествие некоего грозного существа свыше и со свитой грозной. И это высшее существо будет каждому говорить, в чем праведен каждый человек, в чем не праведен. Потом это высшее существо каждому определит меру наказания, отправив осужденного в ад или рай. Мы так примитивно представляли Божий суд. Но Бог не примитивен. Он так не может судить. Он дал человеку вечную свободу, а любой суд - это насилие над личностью, это лишение свободы.