Душу снова прожег дикий стыд. Ну почему все люди как люди, а я даже не могу сказать своему ребенку, кто его отец?
Нет, ну это просто невыносимо! Я нетерпеливо ударила на педаль газа, когда пробка впереди наконец пришла в движение. Еще немного, до поворота и я буду на месте. Желание увидеть сына и тревога от того, что он может быть разочарован этой встречей с дедушкой Морозом, которой ждал весь год, разрывали душу.
Пять минут спустя мне удалось припарковаться у детского сада. Торопливо закрыв машину и накинув пальто, я собиралась было уже бежать ко входу, когда мое внимание вдруг привлекла фигура, показавшаяся смутно знакомой. Аж дрожь прошибла все тело!
Резко развернувшись в ту сторону, откуда появился мужчина, я попыталась его разглядеть, но было поздно он уже сел в машину. Подходить ближе только для того, чтобы убедиться, что мне это просто померещилось, было попросту глупо. Да и в самом-то деле! Что моему бывшему боссу, Павлу Мельникову, по которому я безрезультатно сохла не один год, было делать здесь? Ответ пришел на ум сам собой и заставил невольно поморщиться он тоже мог забирать из садика своего ребенка. Да нет, ерунда все это! Если Мельников и обзавелся потомством, то пристроил своих детей явно не в этот, пусть и очень хороший, но недостаточно престижный для него садик. Да и вообще! Меня давно не касалось, с кем и как размножался этот человек. Да что уж там меня это вообще никогда не касалось! Такие, как я, могли только тайком вздыхать по подобному мужчине. Что я преданно и верно и делала несколько лет. Дура несчастная! Но это, слава Богу, осталось далеко в прошлом.
Разозлившись на саму себя, я решительно отмахнулась от всех этих глупых мыслей и неуместных воспоминаний и быстро зашагала ко входу. Меня там ждал сын, и это все, что имело значение в настоящее время. А не какие-то там глупые фантазии столетней давности!
Митя ждал меня в коридоре. По его виду я сразу поняла дело плохо.
Привет, герой, я с любовью потрепала сына по светлой макушке. Шапочки Робин Гуда, в костюм которого он облачился в честь утренника, на нем уже не было. Как, впрочем, не было и прежнего воодушевления, с которым сын собирался в садик этим утром.
В руках Митя держал какую-то навороченную машинку, но как-то неохотно, безо всякого интереса к игрушке. Он не обнял меня в ответ, как делал это обычно, когда я забирала его из садика, и это пугало больше, чем весь его хмурый и несчастный вид в целом.
Ну, поехали домой, сказала я с притворным воодушевлением и, кивнув на прощание воспитательнице, повела сына одеваться, а затем к машине.
Когда мы устроились в салоне, мягко сказала:
Какая красивая машинка. Это тебе Дед Мороз подарил?
И тут произошло неожиданное. Лицо сына исказилось гримасой боли, а в следующее мгновение машинка с остервенением была отброшена на заднее сиденье. Я вздрогнула.
Ненавижу его! вдруг выдал мой обычно спокойный и ласковый сын. Я больше не верю в деда Мороза!
Ну через последнее, положим, проходят рано или поздно все дети. Но к тому, что Митя заявит мне подобное в пять лет, я совсем не была готова.
Почему? спросила осторожно, медленно трогаясь с места.
Он никогда не выполняет мое самое заветное желание! Хотя каждый раз говорит, что может все-все на свете!
Конечно, я понимала, что это было за желание. Но его не то, что мифический дед Мороз, его даже я сама, имевшая к желаемому подарку куда как больше отношения, чем этот несчастный дед с бородой, не могла исполнить! И это то, чего невозможно было себе простить.
Милый, дедушка Мороз не может выполнять сложные желания без подготовки. Ему нужно время. И разве он сделал тебе плохой подарок? Ты ведь просто обожаешь машинки! И дедушка, как видишь, об этом знает. Поэтому ты зря в него не веришь.
Я прошу об этом уже не первый год, сдавленно пробормотал Митя, отворачиваясь к окну.
Подавив вздох, я предприняла последнюю попытку оправдать деда Мороза в глазах сына:
Ты же знаешь, дедушка придет в новогоднюю ночь снова. И мы с тобой вместе загадаем желание под бой курантов, чтобы он точно-точно его услышал. Идет?
Загадаем-то мы загадаем. А дальше мне что с этим делать? Может, не стоило в свое время врать, что папа Мити уехал, а лучше было сказать, что он умер? Жестоко, конечно, но разве лучше, что из года в год сын надеялся, что тот вернется к нам? Тот, кого я даже не знала, черт бы все побрал!
Я ему больше не верю, упрямо ответил сын, и возразить на это мне больше было нечего.