В коробках, знаете ли, перевозят фарфор. Вещи разные Всё это оставляют в багажном отделении. Там так темно, а порой и сыро, что даже фарфору должно быть страшно, заметила дама, Свою собаку я предпочитаю держать в более уютном месте. Вот здесь, она приложила ладонь к сердцу и подмигнув матушке Ортис, скрылась в коктейльном зале.
Стыд какой. Ох, Мартин вот и привлёк к себе внимание, покачал головой папаша Ортис, Ведёшь себя, как эгоист! Никого, кроме себя не слышишь!
Ах, мне так жаль Мартина, вдруг прошептала Палома. И как заплачет, Я одна во всем виновата. Это из-за меня вы ссоритесь. Я какая-то неправильная девочка, неудачная! У меня и друзей нет Всё потому что я слепая, правда?
Никто ни в чём не виноват! сказала матушка Ортис, Просто Мартин ничегошеньки не понимает. В семье не может быть одному хорошо, когда другому плохо! Оскар, да объясни ты ему! Ты же отец.
Ты же мать, Ана! Объясни сама!
А что ж вы дедушку за собой потащили? огрызнулся Мартин, Ему-то было хорошо в Сальвадоре. У него там там вроде как друг остался! И у меня друзья захлебываясь жарой, не унимался мальчик. Тут к нему подошёл дедушка и потрепал по плечу.
Так, Мартин! вскипел отец, Объясняю в последний раз: Палома больна. И только там, по другую сторону океана, есть клиника, где можно это исправить. Я остался без работы, там, у нас дома. Никому! Слышишь? Никому не нужны первоклассные сортировщики кофейных зёрен! Со всем без нас справляются роботы-машины! Вот почему мы все покидаем Сальвадор.
Дедушка, да хоть ты им скажи! взмолился Мартин, Ну и плыли бы своей семьей, а мы бы с тобой своей, остались дома! Я стану единственным мальчишкой, который пропустит фестиваль капоэйры! У Милли скоро день рождения, и она обещала поцеловать меня в правую щёку, если я приду первым! А с Диего, с Диего бы мы проскакали на Хромом и Одноглазом по рваным холмам, если бы вы Вы всё мне испортили! Я кажется ненавижу вас! Скажи, скажи же им дедушка!
Да ничего он тебе не скажет. Он нем, как пангасиус с того самого дня, как бабушки не стало. Живёт в своём панцире и всё только и вспоминает. Ах, ты корчишь мне рожи, дрянной мальчишка!? Что ж, я сейчас тебе хорошенько всыплю! пригрозил отец Ортис Мартину, расстегивая ремень. Но тот по-прежнему дурачился и не желал отступать.
Но не задалось, оба: и Мартин и Оскар получили внезапную порцию невидимых тумаков. Кто-то лихо поднял их в воздух, тряхнул, и вновь бросил на палубу. Дедушка Ортис не имел к этому никакого отношения. Такая взбучка пришлась на весь корабль от носа до кормы. Волны взбеленились, будто сам водяной дух исподтишка хлестал их по мягким горбам жгучей плетью. Небо взревело и выпустило на волю свору острых молний-близнецов. На корабле началась паника. И только Мартин, продолжая прыжки на своём чемодане, кричал: «Это всё из-за вас! Ах, если бы мы остались дома! Ах, если бы мы остались»
А Палома ничего не видела! Ни паники, ни молний! Она просто прижалась к матери и сказала: «Я не верю, что мы умрём! Не верю и все тут!»
Волны играли кораблём, как играют новым резиновым мячом неуклюжие щенки белых шпицев. Мусолили его, цепляли когтями, вертели. И вот он сдался. Пошёл ко дну. Не мяч, корабль! Не знаю может быть вся эта история на том бы и закончилась. И мне не пришлось бы сейчас мучиться с печатной машинкой Но вот тогда в глубине моего сердца вдруг что-то заныло, я услышал шёпот: «Плыви!». Вот ещё! Я не мог покинуть остров без Её разрешения, без специального указа! Да и никто не смог бы. Но что-то в глубине моего сердца ещё настойчивей повторило: «Шторм! Поднимай свой пушистый хвост и спасай этих людей! Быстро!». Я знал, меня ждёт наказание, но этот голос из сердца был моим собственным, собачьим голосом. Я подчинился ему и бросился в воду. Сколько их там, на корабле, этих, людей? Сотни? Но я плыл, чтобы спасти одну жизнь. Ах, если б я только знал, что со мной к тонущему судну спешили и акулы. Безжалостные и быстрые акулы-мако.
***Акулы-мако бр! Об одном упоминании о них мне хочется зарыться в самый густой мох, сложить пятки лодочкой и укрыться хвостом. Это на суше. А в воде назвался героем, плыви бодрей! Вот их серебряные плавники, десятки острых льдин, бороздящих воду. Под каждым плавником холодное, точно железное туловище, и вечно голодная пасть! Людей акулы-мако, ах, как любят! Перепуганных и побольше. На обед или ужин всё равно. Им вообще всё «всё равно»! Хвать-хвать и обед окончен! Ах, если б только успеть «до»