Из всех живущих в Англии этот самый богатый человек в тот день был самым несчастным Самый богатый человек в Англии, он был в тот день и самым несчастным
Я был первым, кто это обнаружил Я первый это открыл
Чужой синтаксис выпирает, точно каркас плохого зонтика, так и хочется перевести все это обратно на язык подлинника!
"И здесь перед нею был (сын), хорошо знавший о всех ее хитрых уловках и о лживости ее, и здесь она сама с глупым и фальшивым лицом" - так переданы в одном старом переводе горькие материнские раздумья. А верней примерно так: И вот ему стали известны все ее хитрости и обманы, и она чувствует себя такой фальшивой и глупой...
Если упомянут человек, "решительно настроенный не упустить такое зрелище", не лучше ли: он ни за что не упустит...
"Поймать зверя было одной из главных причин, почему мы отправились туда". А можно хотя бы: отправились... прежде всего затем, чтобы поймать...
"Взять его с собой не повредит". А грамотнее: не вредно!
"Они могут отказаться принять мой подарок". Нормальный человек скажет: пожалуй, не примут, либо - может быть, откажутся от подарка.
Такое выводит бесталанный или нерадивый переводчик, бездумно копируя строй чужого языка. Но так пишут и наши журналисты, публицисты, прозаики, такое построение встречается все чаще - и ни ясности, ни выразительности написанному не прибавляет.
"...Мы являемся теми, кто больше всего видел льющейся крови", - читаем в переводе 30-х годов. Сложное построение с придаточным предложением. Откуда? Зачем? Да попросту без всякой нужды переведен вспомогательный глагол: по-французски без avoir или кtre нельзя, а по-русски получается канцелярит.
В сверхсовременном тексте: "Даже будучи нетрезв" (а почему бы не подвыпив? ); "будучи совершенно трезвым, он казался хмельнее, чем сидя в баре за стаканом вина".
Никчемные чужие глагольные формы лишены содержания и только утяжеляют фразу.
Но ведь этим "является" и "будучи" и не в переводах счету нет!
"Эта сказка остается любимой детьми и с наслаждением читается ими". Помилуйте, да почему не сказать хотя бы: "Эту сказку и сейчас любят дети и с наслаждением ее читают"! Ведь и яснее, и убедительней, и, как говорится, динамичнее! Но нет, тот, кто произнес по радио эти слова (сам писатель, да еще обращался он к детям!), предпочел пассивный оборот. А пассивные обороты верный и непременный признак канцелярита.
Давно известна истина: нельзя переводить иноязычную фразу слово за словом. Прежде всего надо перестроить ее по законам своего языка. В немецкой, французской, английской фразе порядок слов почти всегда определен строгими рамками и правилами, которые ломать нельзя. Русские подлежащие и сказуемые, определения и дополнения куда подвижнее.
Но подвижностью этой не надо злоупотреблять (даже и не в переводе!), иначе получится бессмыслица вроде рассказов "Про пожары для детей": кто и зачем, любопытно знать, устраивает для детей пожары?!
Очевидно, назвать надо было по-другому, хотя бы "Детям - про пожары".
И всякий раз переводчику очень важно определить для себя степень свободы, какая допустима в обращении с подлинником.
Перестраивая фразу по-русски, всегда можно найти равноценную замену любому (значимому, а не вспомогательному!) слову, образу, выражению подлинника. Но вовсе незачем непременно "сдавать слова по счету". Порою для верной интонации, даже для ритма вместо одного слова понадобятся два, иначе фраза окажется оборванной, незавершенной. А иногда вместо трех слов довольно одного. Но это, как правило, свобода в рамках фразы. Как говорится, от точки до точки. Очень редко можно позволить себе разорвать фразу автора или, напротив, слить две воедино. У каждого автора - пусть он не гений, не классик, а самый заурядный рассказчик - своя интонация и свой замысел, своя логика. Нарушать их переводчик не вправе. Но строй прозы должен быть ясен, ясной, естественной должна быть каждая строка. Порядок слов в каждой фразе должен быть непринужденным, чисто русским, пусть она звучит по-русски.