Тут уж слово плохо согласуется не только со своими соседями, но и с эпохой: тогда оно еще не было столь привычным, как после Французской революции, и вряд ли попало бы в простой, житейский обиход.
* * *
Необдуманное перенесение чужого слова в русский текст нередко подводит переводчика, играет недобрые шутки и с автором, и с читателем. Возникают неточности и ошибки.
"Абсолютно безапелляционный оппонент" - упрямый, не переспорить? А смысл: он меня убедил!
И уже не в переводе: "Спортсмен выполнил упражнение с апломбом". Но апломб, излишняя самоуверенность - вряд ли достоинство, спортсмен просто действовал уверенно.
В переводах не редкость "офицеры полиции", а у одного переводчика появились даже шофер - "младший полицейский офицер, одетый (!) в штатское", и "офицеры справочного стола". Все это, мягко говоря, престранно. Английское officer далеко не всегда "офицер", а здесь все это попросту полицейские (иногда даже сыщики в штатском!) либо служащие, чиновники.
Не раз и не два встречаешь политиканов там, где politician вовсе не окрашен авторским неодобрением и означает просто - политик, политический деятель ("Толпа почтительно расступилась перед группой политиканов и чиновников").
В рассказ польского автора вкраплены английские слова. Крейсер называется "Брейв" (надо бы перевести - "Отважный", "Храбрый"). А из динамика в переводе "загремел голос спикера"! Но это же не английский парламент! И speaker здесь попросту - диктор.
У писателя-фантаста в лаборатории стоит большой танк со стеклянной крышкой, резиновыми трубками и проводами. Он упоминается опять и опять. В русский обиход танк вошел в ином, военном обличье. А здесь tank - бак, резервуар. Это второе значение, не столь широко известное, в ходу главным образом в химической промышленности, и переводчик напрасно загадывает читателям загадки.
В рассказе о Первой мировой войне офицер "ощупал карманы своей туники". Какие уж там у античных туник карманы и какие туники в 1914 году! Просто переводчик увидел знакомое слово да так и перенес его в русский текст - и не вдумался в то, что получилось, не заглянул в словарь, где ясно сказано, что tunic - просто мундир!
Анекдот? Ох, немало у нас таких анекдотов. И хорошо, если редактор вовремя заметит, что в переводе люди "медленно поднимались к небу, точно на могучем элеваторе". В отличие от чисто английского lift, в Америке elevator - лифт, подъемник, но для нас элеватор все-таки зернохранилище!
А как быть, если редактор ошибки не заметил? И вдруг читатель с недоумением обнаружил, что планета Венера стерильна? Это уже прямое вранье, английское sterile здесь никак нельзя переносить в русское повествование. Писатель-фантаст хотел сказать, что планета бесплодна, лишена жизни.
Дико звучит в серьезной философской повести: дружба наша импотентна. В подлиннике impotente означает - бесплодна, напрасна, бессильна, ни одному из "друзей" ничего не дает. Но ни сам переводчик, ни редактор в журнале, где напечатан был перевод, не почувствовали, как пародийно, нелепо исказило авторскую мысль необдуманно взятое взаймы слово. Ведь в русском языке оно имеет не то значение, вернее, у нас значение его более узко, ограниченно, чем во французском или в английском.
Слово, взятое из подлинника механически, оставленное без перевода, не рождает живого образа, не передает ясно мысль иностранного автора. На таком слове читатель поневоле спотыкается, о цельности впечатления и восприятия нечего и мечтать.
* * *
Ну, а если иностранное слово не искажает чувства? Не затуманивает мысль? Не приводит к стилистическому разнобою и прямым ошибкам?
Все равно в огромном большинстве случаев оно не нужно, даже вредно: разрывает художественную ткань, придает бытовой, лирической или трагической прозе официальную, казенную окраску.