Плотно позавтракав, или, если судить по времени суток, скорее уж пообедав ухой с сухарями и согревшись у огня, компания продолжила путь. К слову, суп получился недурственным до самого вечера, то есть всё то время, что они шли по пустырю, Лейф наслаждался приятным чувством сытости в животе, которого он не знал ранее, когда они с Эгилем питались в оновном солониной. Теперь он шёл последним, а брат следовал по пятам Камыша, бросая тому в затылок грозные взгляды. Они вновь дошли до того самого путевого камня, с которого начинался пустырь. Немного задержавшись, чтобы собрать у валежника дров и хвороста для будущего костра, они выдвинулись на север, к берегу Хьерима, встретиться со своей участью.
Вечерело, и Лейф снова начал мёрзнуть. Когда же в этих краях потеплеет? Весна уже, лёд сошёл с реки, но воздух не спешил прогреваться. Проклятый Фаренгар, никак не хочет уступать Уфреттину. Лейфу пришло в голову, что начнись их путешествие на месяц раньше, до ледохода, нынешних проблем не возникло бы шли б себе по скованной льдом реке прямо до Шорхольма. Но он тут же отогнал эту постыдную мысль этот самый месяц был жив отец. Этот самый месяц у него был дом. Он бы дорого отдал за ещё хотя бы день той безмятежной поры, когда всё, о чём нужно было думать сколько отпилить от доски, чтобы при подгонке щит получился ровным. Эта жизнь закончилась так неожиданно, и теперь они с братом бродяги, коих любой вооружённый отряд при должном желании может взять в рабство. Всё, на что они сейчас могут надеяться это на доброту незнакомца в незнакомом городе незнакомого народа. Может, этот Ойстейн из Шорхольма вообще не помнит его отца, или его тоже уже нет в живых. Думая обо всём этом, Лейфа посещали мысли, что смерть от рук бандитов вовсе не казалась такой уж страшной. Может быть, он сможет попасть в Пиршественный зал Старейшины Лейф считал себя неплохим человеком, как минимум честным, и других старался не обижать. Хотя этого, наверное, мало, чтобы валькирии протянули тебе руку.
Тем временем они уже дошли до реки. Хьерим полноводная река, а нынче, в сезон таяния снегов, она к тому же выходит из берегов, и округу изрядно топит. Лейф без интереса разглядывал наполовину ушедшие под воду тополя и берёзки. Их собственный маршрут зачастую оказывался перегорожен глубокими лужами или небольшими ручейками, и приходилось либо искать обход, либо сооружать мостики из стволов поваленных деревьев. Промочить ноги сейчас верный способ заболеть ночью. «Зараза, почему было так холодно, но вода при этом не подмерзала?» Камыш при этом чувствовал себя весьма комфортно его обувь, казалось, полностью состояла из лоскутной кожи, и причём добротно пошитой меж собой он мог заходить в воду по колено, но не жаловался на промокшие ноги, и ботинки его не хлюпали. Лейф же с Эгилем периодически прыгали, как кролики, по сухим кочкам и сучьям, в надежде не замочить свои городские кожаные тапки, дырявые везде, кроме подошвы. Полностью поглощённые этим непростым занятием, они даже на время забыли думать о разбойниках, возможно, поджидающих в камышовых зарослях по обе стороны их пути. Наконец, когда они почти дошли до устья Денвы реки, впадающей в Хьерим, Камыш сказал: «Это здесь», после чего свернул в густые тростниковые заросли.
Вот он, момент истины если на них нападут, то именно сейчас. Из-за того, что братья отвлеклись на сохранение обуви сухой, Камыш оказался вне досягаемости ножа Эгиля. Теперь у них не было преимущества захваченного заложника. Оба брата напряглись всем телом и стали внимательно вслушиваться. Зайдя вслед за Камышом в заросли, Лейф достал киянку11 этот инструмент даже отдалённо нельзя было назвать оружием, но даже так лучше, чем с голыми руками. Эгиль, с ножом наготове, шёл прямо перед ним, могучими руками раздвигая перед собой густой болотный тростник и осоку. Спустя пару минут напряжённого ожидания тычков копий из сухих жёлтых зарослей, показавшихся вечностью, братья оказались на маленькой «опушке», представлявшей собой большую сухую кочку, окружённую тростником. На этой опушке стояла старая рыбацкая лодка, присыпанная срезанной осокой Камыш сидел в этой лодке, а когда оба брата подошли чуть ближе, из неё показалась седая голова ещё одного человека. Видимо, это и был тот самый Ондатра. У Лейфа от сердца отлегло похоже, на сей раз его подозрительность не оправдала себя, и он был тому несказанно рад. Он быстро засунул киянку обратно за пазуху, чтобы не показаться враждебным.