Когда бутылку передают Максиму, он озадаченно глядит на нее, потом делает большой глоток, проглатывает и тут же сгибается в кашле. Все смеются. Варвара протягивает ему сушку. Глаза у Максима полны слез, а губы в слюне. Он такой нелепый, что мне неловко на него глядеть. Я сажусь на бревно рядом с Сеней, вынимаю из его уха наушник и вставляю в свое. В наушнике мужской голос в полусне напевает под убаюкивающую музыку: «Что ни день, то ты все дальше уплываешь, уплываешь, как медуза на рассвете, ты же знаешь, ты все знаешь». Слова глупейшие, но музыка ничего, и я остаюсь на бревне слушать Сенины треки. Постепенно бутылка пустеет. Петр и Леонид куда-то пропадают. Илона ищет Леонида и звонит ему, но он не берет. Карабас засыпает на Сенином животе, а Сеня на животе Ники. Амадей прыгает на велосипеде через костер, Тиша снимает и кричит каждый раз «И-го-го!».
Максим вежливо покачивается рядом с Тишей и заглядывает ему в телефон.
Я сижу на бревне и прутиком подталкиваю выпрыгнувшие из костра угольки обратно в огонь. Рядом со мной садится Варвара, молчит. Потом говорит немного заплетающимся языком:
Знаешь, что я заметила?
Я вопросительно смотрю на нее.
Я заметила, что самое плохое случается тогда, когда не ждешь, продолжает Варвара. А когда ждешь, оно не случается. Поэтому я каждое утро думаю о самом плохом, чтобы оно не случилось.
Она замолкает и смотрит в огонь остановившимся взглядом.
И о чем ты думаешь? спрашиваю я.
Я думаю, продолжает Варвара, пьяно колыхнувшись, я думаю так: «Сегодня папа не умрет, сегодня мама не умрет, сегодня бабушка не умрет, сегодня Амадей не умрет, сегодня котя наш, Рыжик, не умрет, сегодня я не умру». Хочешь сушку?
* * *Домой я сегодня ухожу раньше всех, если не считать исчезнувших неизвестно куда Петра и Леонида. Мне тоскливо, от водки меня подташнивает. Возле нашего дома я забираюсь в лопухи и сую два пальца в рот, но у меня не выходит, я сплевываю и бреду домой.
Утром вижу лежащую рядом Нику мы спим вместе на большой кровати. Ника лежит лицом вверх, приоткрыв рот, и похрапывает. Вокруг глаз у нее расплылась тушь, как будто Ника измазалась золой костра. Я встаю, натягиваю купальник, спускаюсь по лестнице. В доме тихо, мама еще спит. Иду на реку, берег пустой, утром здесь редко кто купается. Выхожу на мостки, они заляпаны следами чьих-то грязных сапог или ботинок. «Здесь кого-то убили», почему-то мелькает у меня в голове. Я отгоняю эту мысль как совершенно бессмысленную и ныряю в холодную воду.
Воскресенье, 17 июля
Мама на кухне жует бутерброд и натягивает пиджак.
Ты опять? спрашиваю. Сегодня же воскресенье.
Некоторые работают и по воскресеньям, отвечает мама, стряхивая крошки с пиджака. И собеседования проводят в воскресенье.
Опять три? говорю я.
Нет, только одно, неестественно веселым тоном отвечает мама, заваривая в кружке пакетик зеленого чая.
И куда?
В музей.
Музей чего? спрашиваю я.
Ай! вскрикивает мама. Она перелила кипятка, и на столе теперь лужа. Музей какой-то хренотени, чего-чего! восклицает она в сердцах.
Я беру тряпку и вытираю лужу.
Спасибо, бурчит мама. Музей Москвы. Пиар-отдел. Пресс-релизы сочинять.
Я понятия не имею, нормальная это работа или не очень, поэтому решаю ничего не говорить, чтобы не нарваться на мамино раздражение. Молча делаю себе бутерброд и заливаю кипятком свой пакетик черного чая (зеленый терпеть не могу). Мама некоторое время молча прихлебывает из чашки и хмуро смотрит в одну точку. Потом встряхивает головой:
Твоя Ника долго еще тут будет? спрашивает она негромко.
Я теряюсь от этого вопроса и неуверенно отвечаю, что мы это еще не обсуждали.
Она со мной даже не здоровается, недовольно говорит мама.
Не здоровается? удивляюсь я.
Начинаю вспоминать, когда я последний раз видела маму и Нику здоровающихся друг с другом, и не могу вспомнить. Может, и не здоровается.
Она тебя немного побаивается, говорю я. Вид у тебя иногда пугающий.
Последнюю фразу я произношу с улыбкой это должна быть шутка. Но мама серьезно отвечает:
Побаивается? И правильно делает. Она мне не нравится.
Почему? изумляюсь я. Вот еще новости, мы с Никой с первого класса дружим, мама знает ее сто лет.
Она плебейка, понимаешь? говорит мама и, допив чашку, ставит ее в раковину. Все, я побежала. Люблю тебя.