Терпеть не могу, когда ты так отзываешься о своей семейной жизни, Гарри! воскликнул Бэзил Холлуорд, направляясь к двери в сад. Полагаю, ты прекрасный муж, однако изрядно стыдишься своей добродетельности. Чудак ты человек! Нравственных речей от тебя не услышишь, при этом безнравственных поступков от тебя тоже не дождешься. Твой цинизм всего лишь поза!
Безыскусственность также поза, причем самая досадная, какую я знаю, со смехом сказал лорд Генри.
Молодые люди вышли в сад и уютно устроились на длинной бамбуковой скамье под сенью высокого лаврового куста. Сквозь глянцевые листья проскальзывали солнечные лучи. В траве проглядывали цветущие маргаритки.
Помолчав, лорд Генри достал из кармана часы.
Боюсь, мне пора, Бэзил, проговорил он, а пока я не ушел, непременно хочу услышать ответ на вопрос, который я задал.
Какой такой вопрос? спросил художник, не поднимая взгляда.
Ты отлично знаешь какой.
Не знаю, Гарри.
Тогда спрошу еще раз. Объясни, почему ты не собираешься выставлять портрет Дориана Грея. Я хочу знать истинную причину.
Я тебе уже объяснил.
Вовсе нет. Ты сказал, что вложил в портрет слишком много себя. Бэзил, это несерьезно!
Гарри, проговорил Бэзил Холлуорд, глядя ему в глаза, любой портрет, написанный с чувством, это портрет художника, а не натурщика. Натурщик случайность чистой воды, просто повод. Художник раскрывает не его. Красками на холсте художник раскрывает самого себя. Причина, по которой я не буду выставлять эту картину, в том, что я опасаюсь: не раскрыл ли я в ней тайну своей собственной души.
Лорд Генри расхохотался.
И что у тебя за тайна?
Сейчас расскажу, ответил Бэзил, явно смутившись.
Бэзил, я весь внимание! подбодрил лорд Генри.
Ах, Гарри, тут и рассказывать особо нечего, ответил художник, боюсь, ты меня не поймешь. Пожалуй, ты едва ли поверишь.
Лорд Генри улыбнулся, сорвал маргаритку и принялся ее разглядывать.
Уверен, что пойму, ответил он, всматриваясь в золотистую сердцевинку с белой оторочкой. Что касается веры, то поверить я готов во все что угодно, при условии полной неправдоподобности.
Ветер стряхнул с деревьев несколько цветков, в наполненном упоительными ароматами воздухе закачались тяжелые кисти сирени, усыпанные звездочками соцветий. Возле стены застрекотал кузнечик, мимо проплыла синяя, тонкая как ниточка стрекоза с прозрачными бронзовыми крылышками. Лорду Генри казалось, будто он слышит биение сердца Бэзила Холлуорда, и он гадал, что же ему предстоит узнать.
Все проще некуда, немного помолчав, начал Бэзил. Пару месяцев назад я попал на светский раут у леди Брендон. Нам, бедным художникам, время от времени приходится появляться в обществе и напоминать публике, что мы не такие уж дикари. В вечернем костюме и при белом галстуке, как ты сказал мне однажды, любой, даже биржевой брокер, способен приобрести репутацию человека цивилизованного. Пробыв в зале минут десять, переговорив с разодетыми в пух и прах пожилыми аристократками и нудными профессорами, я вдруг почувствовал чей-то взгляд. Я обернулся и впервые увидел Дориана Грея. Наши взгляды встретились, и я побледнел. Меня охватил необъяснимый трепет. Я понял, что столкнулся с личностью настолько неотразимой, что если я поддамся, то она поглотит без остатка всю мою сущность, мою душу и мой талант. Ты прекрасно знаешь, Гарри, что по своей природе я весьма независим. Я всегда был сам себе господин, по крайней мере, до встречи с Дорианом Греем. И тогда даже не знаю, как тебе объяснить. Внутренний голос мне подсказывал, что я на грани кризиса всей своей жизни. У меня появилось странное чувство, будто судьба готовит мне беспредельные радости и беспредельные муки. Я испугался и бросился к выходу из залы. И подтолкнула меня не сознательность, а трусость. Понимаю, эта попытка бегства вовсе не делает мне чести.
Сознательность и трусость суть одно и то же, Бэзил. Это лишь название торговой марки. Вот и все!
Я в это не верю, Гарри, и тебе не верю тоже. Каким бы ни был мой мотив будь то гордость ведь прежде я был тем еще гордецом, я изо всех сил ринулся к дверям. И там, разумеется, наткнулся на леди Брендон. «Неужели вы нас покидаете так скоро, господин Холлуорд?» вскричала она. Голос у нее необычайно пронзительный, не находишь?
Да, во всем, кроме красоты, она настоящий павлин, заметил лорд Генри, ощипывая маргаритку длинными нервными пальцами.