Работы Шхоннебека и Пикарта отличались по-европейски торжественной многословностью, высокой техникой и обстоятельной подробностью. Но в них не было главного национального пафоса. Это качество придал русской гравюре Алексей Федорович Зубов (ок. 16821751). Его отец был известным иконописцем Оружейной палаты Московского Кремля и работал вместе с Симоном Ушаковым. Очень рано осиротев, Алексей Зубов и его брат Иван пошли по стопам отца, овладев техникой иконописи. В 1699 г. Алексей был направлен для обучения к А. Шхоннебеку. Его самая ранняя работа «Маленькая персонка» (ок. 1704 г.) получила восторженный отзыв учителя.
Зубов А. Ф. Маленькая персонка. Ок. 1704. Меццо-тинто
Обычный для европейского барокко образ ребенка отличается легкостью и свободой, небывалой для отечественного искусства того времени. Это первая русская гравюра, выполненная в технике меццо-тинто. Металлическую доску с помощью специальных инструментов предварительно покрывали мельчайшими углублениями, добиваясь шероховатой поверхности. При печати она давала сплошной бархатисто-черный тон. Для получения рисунка доску в нужных местах выравнивали, скоблили и полировали. Чем больше сглаживалась шероховатость, тем меньше доска принимала краски. Техника меццо-тинто позволяла добиться сочной контрастной светотени и тончайшей градации тонов.
В 1711 г. Петр I обратил внимание на гравюру Зубова «Торжественный вход русских войск в Москву после Полтавской победы». Это был национальный триумф. В разных концах Москвы построили семь триумфальных ворот. Шествие пленных шведов длилось почти сутки (в 1944 г. Сталин частично скопирует этот опыт). С помощью лентообразной композиции, напоминающей гигантский слалом, Зубов изобразил шесть рядов, отчетливо обозначив направление их движения. В первом ряду изображен Преображенский полк; во втором пленные шведские фельдмаршалы и генералы, за которыми едут верхом Петр I, Меншиков и Долгорукий; в третьем ряду шведские офицеры и трофейные носилки Карла ХII, которые везут две лошади; далее трофейные пушки, шведские знамена и пленные солдаты. Необходимость изобразить все зрелище в подробностях заставила художника нарушить законы линейной перспективы. Тем не менее, каждый ряд по мере удаления от первого плана гравирован с меньшей цветовой насыщенностью, создавая впечатление пространственной глубины.
Это была первая зубовская гравюра, выполненная в Петербурге. Петр I поставил его во главе гравировальной мастерской при петербургской типографии. Гравюры Зубова живой отклик на события времени: сражения при Полтаве, деревне Лапола и реке Пелкиной, Гангуте и Гренгаме, свадьба Петра I и Екатерины, свадьба карлика Петра I Якима Волкова, Панорамы Васильевского острова и Александро-Невской лавры, две панорамы Санкт-Петербурга (1716 и 1727 гг.), торжественный ввод в Санкт-Петербург плененных шведских фрегатов, портреты и аллегории.
Зубов А. Ф. Торжественный вход русских войск в Москву после Полтавской победы. 1711. Офорт
Зубов А. Ф. Сражение при Гангуте. 1714. Офорт
Сражения при Гангуте и Гренгаме открыли в русском искусстве жанр морской баталии. В первой из них Зубов отказался от традиционной передачи плана сражения и сосредоточил внимание на кульминационном моменте нападении русских галер на шведский флагман «Элефант». Тщательное воспроизведение подробностей боя создает ощущение страстного динамизма и энергии.
Другое композиционное решение имеет «Баталия при Гренгаме». Здесь сражение показано во всей полноте и разворачивается на широком водном пространстве с четко обозначенной линией горизонта, обрамленной причудливыми облаками. Возвышенный ракурс и панорамный обзор не позволяют рассмотреть детали, но придают изображению эпический размах.
Зубов А. Ф. Баталия при Грейнгаме. 1720. Офорт
Зубов А. Ф. 1717. Вид Летнего сада. Офорт
Панорамные гравюры Зубова отличает лентообразная композиция и угол зрения с высоты птичьего полета. Это придает им возвышенный пафос. С первого взгляда бросаются в глаза барочные элементы: пышные картуши из аллегорических фигур, поддерживающие надписи; причудливые формы парусов, облаков и клубов дыма, создающие впечатление некой фантастичности. Но при внимательном рассмотрении открывается главное повествовательность. Огромное количество тщательно исполненных подробностей занимает все пространство гравюры, почти не оставляя белого поля, и требует рассмотрения через увеличительное стекло. С одной стороны, это барочная идея о человеке, как букашке перед непостижимостью божественной вселенной, но с другой прием нарождающегося просветительского реализма. В этой связи уместной будет аналогия творчества Зубова с романами его английского современника Джонатана Свифта. Достаточно вспомнить, как явно фантастический рассказ о стране лилипутов переходит в подробнейшие описания их быта, домов, оружия, кораблей и т. д., настолько протокольно-точные, что это заставляет забыть об условности сюжета.