Девушка углубилась в свои мысли и не заметила, как перед её глазами были проданы ещё шесть дюжин невольников разных рас и народностей. Торг шёл степенно, подписывались купчие, стоящему поодаль служителю культа Истраты перепадала своя малая доля, всё как водится. Но тут мысли Лионы сбились, краем глаза она заметила нечто, привлекшее её внимание.
Посреди помоста стояла юная дева, почти ребёнок, с раскосыми глазами и печальным выражением на умном лице. Ошибки быть не могло, она была чужаком. Глаза и почти вишнёвые губы выдавали в ней принадлежность к легендарной расе самойи. Это малочисленное племя обитало где-то далеко на юго-востоке Средины, его бойцы славились непримиримостью к врагам и свирепым натиском в бою. Они избегали контактов с людьми и жили по своим, странным для человека законам. Невольники из числа самойи появлялись на рынках Царства невероятно редко, но, несмотря на всё это, не ценились, поскольку они как правило в службе были почти бесполезны, быстро чахли, да и слава о них ходила даром выброшенные деньги, сказал бы её отец.
Лиона внимательнее присмотрелась к существу на помосте. Невольница смотрелась прелестно, сколько знакомых Лионе первых красавиц Сонтиса пожелали бы так выглядеть! Однако впалость щёк, безволие во взгляде она, видно, у торговца уже не первую неделю, ещё пару дней не купят и приказчики тихо пристукнут её на заднем дворе, да и схоронят её тело от греха подальше в общей могиле. Всё одно помрёт. Лионе стало невыносимо стыдно, распорядитель же дальше надрывался:
Смотрите, дорогие гости, она ещё и петь умеет! А ну пой!
Девушка сглотнула, дёрнулась от окрика. Открыла рот, закрыла. Потом опять открыла, издала едва различимый звук.
Отец, купите её.
Но Лиона, деточка, ты же сама видишь
Я прошу, папа, но прошу со всей настойчивостью. Я могу рассчитывать на ваше почтительное к этому моему капризу отношение?
Они с Сандрагом переглянулись, второй отвёл взгляд. Лиона не отрываясь смотрела на отца, пусть почувствует себя, как эта девушка на помосте. Повисшая тишина давила и заставляла нервничать.
Любезнейший, сколько
Исток и устье обречённых
По капле небо источает
И подневольных отмечает
Лишь волшебством перерожденья.
Не всем такими суждено быть,
Мы в мире скорби только гости,
Мелькнём и сгинем на погосте,
Богам готовя подношенье.
Не для того, вчера кто изгнан,
Не для того, хлебнул кто горя,
Для избранных, кого не вспомнят,
Но проклянут спустя мгновенье.
Мелодия, словно пронизанная искрой наития, угасла также незаметно, как и возникла. Сенатор стукнул кулаком по подлокотнику своего роскошного кресла и прорычал:
Мы уезжаем. Доставьте её ко мне в паланкин. Купчую подпишем завтра у меня, на сегодня довольно.
Лиона тихо напевала себе что-то под нос, то и дело поглядывая на скорчившуюся в углу невольницу. За всю дорогу от неё не удалось добиться ни единого слова. Не слышала б она той песни, так и бы не знала, говорит ли та вообще на тиссалийском наречии. Тем не менее, по прибытии самойи поела горбушку сдобного хлеба с её стола, лицом немного посветлела, уже хорошо. Теперь нужно было решить, что с ней делать, уговорить отца на покупку одно, но не отдавать же её теперь на невольничий двор в грубые руки надсмотрщиков.
Вот же проблема, хоть бы слова от тебя
Госпожа, я к вашим услугам, только прикажите.
Лиона чуть на месте не подскочила, обернулась. Самойи смотрела в пол, не поднимая головы.
Славно. Тогда, пожалуй, оставлю тебя при себе. Прислуживать за столом умеешь?
Да, я и готовить умею
Готовить у нас и так есть кому, а вот лучше скажи, как звать тебя?
Настороженный поворот головы, трепетное движение напряжённой спины, о чём думала самойи в этот момент?
Литарни. На вашем языке это будет Свет Листвы.
Литарни так Литарни. Мне нравится это имя. Ты же можешь называть меня госпожой. Будем считать тебя моей служанкой, не хочу, чтобы отец гонял тебя по невольницким, ты достойна большего.
Спасибо, госпожа.
И снова замолчала, опустив голову.
Лиона некоторое время смотрела ей в затылок, потом набрякшая тишина снова вывела её из себя.
Вот что, пойдём, прогуляемся. Мне в храм нужно, поспеть к службе, заодно поговорим.
Выходили вчетвером Лиона, прихватившая с собой сочную ледяную шрушу, двое слуг из числа домашних с опахалами в руках было ещё жарковато, чуть позади госпожи семенила Литарни, переодетая в платье служанки, с сумочкой и шалью Лионы в руках. Вокруг дома сенатора Илия Менса были разбиты сады, деревья источали замечательные ароматы, плюс ко всему у Лионы было приподнятое настроение, так что она, приободрившись хорошим началом, поспешила продолжить натиск на молчаливую служанку.