Моя карточка у отца, ты тут присмотри, ладно?
Уазик зафырчал и, раскачиваясь на колдобинах, пополз со двора, оставляя за собой длинный шлейф дыма. Он был тоже серым.
Рита подходила к дому. В поселке их было восемь. Двухэтажные, деревянные бараки строились для шахтерских семей, и когда старую шахту закрыли, то многие сразу разъехались, оставив квартиры тем, кому бежать было некуда.
Между сараями, оглядываясь по сторонам, курили соседские пацаны с каким-то новым длинным парнем. Он выдохнул дым, с прищуром оглядел Риту, сплюнул себе под ноги.
Что за телка?
Это Ритка из восьмого бэ! Пахан колдырь, мать в школе уборщица
Чо, говно за вами убирает?
Длинный рассмеялся, передал бычок следующему. Рита развернулась, подобрала камень с земли.
Ну-ка повтори!
Длинный попятился назад.
Эй, эй, ты чо!
Беги, щас зафигачит! За Риткой не станет!
Длинный рванул за сарай, сразу за ним, вдогон, полетел камень.
У подъезда Рита остановилась. Весь проем двери загораживала внушительная фигура соседки, Екатерины Романовны. Она даже не поздоровалась.
Иди, отца угомони!
Рита встала на ступеньки. Соседка продолжала перекрывать все пространство.
Не успел жену в больницу отправить, а уже полный дом алкашей собрал. Допились до чертиков! Где они столько самогона-то нашли?
Рита достала из кармана ключ.
Фокке-Вульф здесь?
Екатерина Романовна закашлялась, схватила Риту за локоть.
Какой он тебе Фокке-Вульф, пигалица? Франц Викентьевич уважаемый человек, пенсионер.
Руки уберите!
Рита выдернула руку, протиснулась между соседкой и перилами, вошла в дом, осторожно открыла комнату. За столом сидели собутыльники отца. Сам он распечатывал очередную бутыль самогона.
Ритуля доча!
Карточка где?
Тебе зачем?
Мама велела!
Тута я велю бабки, они не для детей
Деньги на лекарства нужны!
Колек, чо она тебе по ушам трет?
Моня, наблюдая за разговором, вертел в руке пустой стакан. Второй мужик ковырял вилкой консервы. Отец налил всем до краев, развернулся к Рите.
Иди, иди уроки делай!
Рита подошла к столу, встала напротив отца.
Деньги отдай!
Отец дернулся, обжегся сигаретой.
Ах ты сс ну-ка, пошла отсюда! И чтоб я тебя больше не видел!
Рита резко развернулась и, опрокинув бутылку, вышла из квартиры.
Франц Викентьевич любил этот день. С утра, в костюме и галстуке, он был на кладбище, на могилах жены и дочери. Придя домой, доставал семейный альбом и, бережно листая страницы, долго рассматривал дорогие ему пожелтевшие фотографии. И уже под вечер, выпив рюмку-другую, выносил из шкафа женские и детские платья, раскладывал их на диване и тихо с ними разговаривал.
Сегодня поговорить у него не получилось: за стенкой три пьяных голоса горланили песни про тяжелую шахтерскую судьбу. Франц Викентьевич долго терпел, затем решительно открыл входную дверь и остановился: прямо на ступеньках, прислонившись к перилам, закрыв глаза, сидела Рита.
Совсем все плохо?
Франц Викентьевич похлопал девочку по спине. Рита открыла глаза.
Ага
Пойдем, здесь спать нельзя.
Куда? Я домой не пойду!
Понимаю Может, к Екатерине Романовне?
Зашквар, я с ней поругалась.
Рита зевнула. Франц Викентьевич взял ее за руку.
Давай ко мне.
Рита остановилась у стены, где висели фотографии в деревянных рамочках.
Ух ты! Вы были летчиком?
Нет, я обслуживал и ремонтировал самолеты. Раньше недалеко отсюда стояла воинская часть.
Рита подошла к дивану, взяла в руки платье.
Это платье жены. Они с дочкой погибли здесь, давно
Франц Викентьевич пошел на кухню, вернулся с полной тарелкой бутербродов, поставил ее на стол.
Садись поешь.
Он протянул Рите бутерброд.
Спасибо!
Рита села на стул, принялась за угощение, быстро проглатывая куски.
Теперь врубилась почему Фокке-Вульф!
Рита поперхнулась.
Ой, извините
Франц Викентьевич засмеялся.
Не только поэтому. Я родом из Латвии.
Рита прекратила жевать.
Уехать отсюда не думали?
Франц Викентьевич глубоко вздохнул.
Не смог.
Он собрал платья с дивана, аккуратно сложил, убрал в шкаф.
Рита, доев бутерброд, посмотрела на тарелку.
Бери, бери!
Франц Викентьевич пододвинул к ней тарелку. Рита выбрала бутерброд. Когда не осталось ни одного, Франц Викентьевич принес ей подушку и одеяло.