Помню, я думала, что надо бы мне малость расфуфыриться – понравиться ему настолько, чтоб он научил меня всему с компьютерами. По моему разумению, у компьютерного маньяка наверняка никого не могло быть, и он должен был проявить благодарность за небольшой флирт. Только мне уже не хотелось возвращаться к мини-юбкам и декольте. Не спрашивайте почему. Я по-прежнему чувствовала себя «белой швалью», и не больше того – то есть внутри, – но выглядеть так больше не могла. Не знаю, сумела бы я сыграть эту роль или нет.
Но играть и не пришлось.
Гектору я понравилась как была, надо же! И самая настоящая чертовщина была в том, что и он мне понравился. Нет, еще большей чертовщиной было, что я с ним оказалась застенчивой недотрогой. Не нарочно так держалась, имейте в виду. Просто так выходило. Но мы с ним ладили. Все больше разговаривали – вот уж чем я в жизни с мужчинами не занималась.
Думаю, мы переговорили обо всех глупостях, какие могут прийти в голову, но больше всего о компьютерах. Он был по уши влюблен в свои машинки, и мне они тоже нравились, так что я была не против. Он мне всякое показывал на своем компе, и в систему научил входить, так что я теперь понимала, как он пишет программы. Черт побери, до того дошло, что я и сама кое-что придумала.
По большей части мелкие усовершенствования, такие, от которых старая программа работает чуть быстрее или чуть глаже. Мы занимались такими штуками по ночам, когда только полному идиоту взбредет в голову что-то там распечатывать в нашей конторе. Спустя какое-то время мы научились обниматься. Целовались и все такое целыми часами. Не припомню среди своих знакомых парня, с которым у нас не доходило бы до секса через час, от силы два после знакомства. А с Гектором мы только через полтора года до этого добрались – прямо за прилавком и даже дверь не подумали запереть.
В тот первый раз он кончил чуть ли не раньше, чем я ему штаны расстегнула, но скоро научился, как сделать, чтоб и мне было хорошо. Клянусь, я и не знала, что так бывает. Так… пожалуй, тут подошло бы слово «нежно». Нам досталось восемь месяцев – лучшее время в моей жизни, и мне следовало бы знать, что кончится все плохо, однако это застало меня врасплох.
Нет, мне и в голову не приходило, что из этого выйдет, что он меня так оставит.
Дело было в ночь на воскресенье, и стрелка часов подползала к четырем утра. Я и вышла-то на три-четыре минуты. Ровно настолько, чтоб забежать за угол купить нам кофе. Ровно настолько, чтоб какой-то накачавшийся наркоман успел ворваться в копировальную с пистолетом в кулаке.
Когда я столкнулась с ним в дверях, я еще ничего не знала. Он налетел на меня и выбил кофе из рук. Пенопластовые чашечки разлетелись, упав на асфальт, и я уже начала орать на него, когда увидела пачку денег у него в руке и пистолет в другой. Он собирался шарахнуть меня своим пистолетом. Я это точно знала, никаких сомнений. Все сразу замедлилось и ускорилось, и вот я тону в какой-то черной патоке и в то же время скольжу вниз по крутому склону. Я вижу, как поднимается рука с пистолетом, как он нацеливается на меня, и уже готова метнуться в сторону, когда слышится крик Гектора.
– Нет! – вопит он и прыгает через прилавок, точно борзая через пенек.
Пистолет в руке наркомана отворачивает от моей головы. Теперь он нацелен в Гектора. И он стреляет.
Пуля бьет Гектора прямо в грудь, и он отлетает обратно на прилавок. Кажется, летит целую вечность. Наркоман успевает пробежать полквартала, а я все смотрю на Гектора. Смотрю, как он падает. Ударяется о прилавок, соскальзывает в сторону. На его лице такое изумление, что в другое время я бы рассмеялась. Он исчезает за прилавком, и там, где он ударился, остается только размазанное красное пятно.
Я врываюсь в контору. Я оглохла. Барабанные перепонки чуть не лопнули от выстрела, прозвучавшего над самым ухом.