Дробовик!
От шагов вышибалы стонал и прогибался пол. Скамейки сами отскакивали в стороны, чтобы уступить ему дорогу. Даже огонь в камине начал трещать потише, так, на всякий случай.
Напился, пробасил Дробовик, взявшись за шиворот, и встряхнул смотрителя.
Конусмастер болтался в его огромной лапе, как тряпичная кукла. Руки телепались над столом, брякая ногтями по дереву. Вышибала поднял его выше, так что костлявые ноги заскребли по полу носами туфель, и втянул носом.
Не пахнет, объявил он.
Синдибум сглотнул, не в силах оторваться от безумной улыбки смотрителя и еле выговорил:
Не дышит.
Поэтому и не пахнет, догадался Дробовик и приложил вторую руку к шее.
Пошевелил губами, считая, и провозгласил:
Не бьётся.
Арий и сам уже обо всём догадался и попятился.
Куда? нахмурился вышибала.
Домой, пролепетал Синдибум.
Сидеть!
Из-за стойки, наконец, выпустив графин из рук, лениво вышел тавернщик. Скривился, глядя на болтающегося в лапах Дробовика смотрителя и в сердцах сплюнул.
Вот злыстно время. Только колокол отзвенел, уже одного приговорили. Вяжи лысого пройдоху. Всегда знал, что он когда-нибудь вляпается со своими тупыми розыгрышами.
Арий не успел выдавить ни слова, а вышибала уже стиснул его шею.
Не трепыхайся, предупредил он. Помну.
Синдибум попытался кивнуть, но голову будто зажали между двумя башнями. Оставалось только жалобно моргать и хрипло втягивать воздух.
Тавернщик почесал волосатую родинку на щеке, вынул из кармана фартука чёрное с фиолетовыми крапинками яйцо и бросил в камин.
Маги лысого добреют, с ненавистью прошипел он.
В некоторых зло на Злыстной половине прямо-таки впитывается. Так что получается из заурядного хозяина тарелок и кружек, жестокий, непоколебимый владыка тёмных сил.
Огонь зафырчал и раздался, обнажив раскрасневшиеся угли. Скорлупа треснула, и из-под неё выскочил золотистый феникс. Полупал красными, уставшими глазами, расправил дымчатые крылья и с клёкотом унёсся в трубу.
Пропал мой миллион кнежликов, прокряхтел Арий, сразу вспомнив предупреждение бабушки.
Вряд ли смотритель умер своей смертью. С такой несуразной улыбкой по своей воле концы не отдают. Кто-то расправился ним, и не трудно догадаться, что он искал. Только откуда узнал? Одно понятно, главным чародеям рассказывать про читай-камень нельзя. Если дознаются, даже в Злыстные пустоши ссылать не будут. В камень превратят и вниз сбросят. Чтоб наверняка. Остановки башен волшебники, те что пережили бесконечные войны, боятся пуще смерти. В те времена творили такое, о чём сейчас не принято вспоминать, даже думать про себя в тишине под одеялом и то зазорно.
Феникс не заставил себя долго ждать, выпорхнул из трубы и, подхватив скорлупу, уселся на стойку. Недовольно закурлыкал, но получив от тавернщика подзатыльник, поспешно забился в чёрное яйцо.
Огонь взвыл, поднявшись столбом, и из камина, отряхивая пепел с искрами, выбрались чародеи. Третий маг Крысьнень заместитель высшего. Пегий с жидкими волосёнками, маленькими беспокойными глазками и острым длинным носом. Весь трясущийся, закутанный в лимонную мантию с поясом, украшенным кисточками и бахромой. А за ним стажёрка.
Синдибум закатил глаза. Только Мары тут не хватало. Он попытался расправить одежду, но свисая из сжатого кулака, это не так-то просто сделать.
Я эту гадючью забегаловку закрою, гавкнул третий маг, прижав руки к животу.
Он постоянно дрожал. Как будто отморозил себе всё по самые последние заклятья.
Я-то чё? огрызнулся тавернщик. Вон убивец! Прийти не успел, смотрителя уморил.
Крысьнень смерил взглядом придушенного Ария и поджал губы. Подскакивая при каждом шаге, дошёл до угла и остановился.
Брось! приказал вышибале и нагнулся над гнусно лыбящимся Конусмастером.
Поводил руками. Побормотал. Почмокал.
Чего застряла. Шнырь сюда! рявкнул третий маг, и Мара поспешно подбежала.
Синдибум отступил к стене и увлеченно рассматривал грязный пол, лишь бы не встречаться с ней глазами.
Что за смешинка ему в рот попала? с отвращением спросил Крысьнень.
Его кто-то зарадовал до смерти, пробормотала стажёрка. Шуточные чары бездумного веселья.
И кто же тут такой потешник? неожиданно заорал третий маг и повернулся к Арию. Ты? Припоминаю, как спалил алхимическую лабораторию своей шутихой. Дошутился?