Таким образом, предмет преступления является самостоятельным признаком состава преступления, его статус (конститутивный или факультативный) зависит от того значения, которое придается законодателем при описании конкретного преступления.
В современном уголовном праве в качестве предмета преступления признает любой из элементов общественного отношения И.В. Кузнецов. Он считает, что субъект общественных отношений это человек; его биологическая сущность является предметом преступления, а личность объектом преступления. Причинить вред личности можно только воздействуя на тело человека или на его психику (в этом случае, на наш взгляд, фактически воспроизводится одна из ранних позиций Н.И. Коржанского). «При этом мы хотели бы подчеркнуть, пишет автор, что при посягательствах на личность предметом преступления выступает не потерпевший, не люди вообще, а человек как живое биологическое существо, человек в своем природном качестве. На наш взгляд, признавать потерпевшего предметом преступления нет оснований, так как это нетождественные понятия Понятия потерпевший и предмет преступления не могут быть признаны совпадающими и поэтому они не взаимозаменяемы»[45].
Второй элемент общественных отношений (социальная связь, социальные позиции субъектов отношений относительно друг друга) проявляется в конкретной деятельности людей; он «подразумевается стоящим за терминами, выражающими противоправные поступки людей: уклонение, дезертирство, неоказание помощи и т. д. Данные термины, характеризуя объективную сторону преступления, одновременно указывают на тот элемент общественного отношения, который находится в функциональной зависимости от данных деяний и страдает от их совершения»[46].
Объект отношения (предмет отношения), по мнению И.В. Кузнецова, не равнозначен предмету преступления, поскольку он может выступать в качестве материального или идеального явления. «Будет теоретически правильным именовать предметом преступления лишь вещи, предметы, природные богатства и другие материальные образования внешнего объективного мира как созданные человеком, так и находящиеся в естественном состоянии, на которые непосредственно воздействует виновный, совершая посягательство к предметам преступления целесообразно относить лишь ту часть объектов общественных отношений, которая в отличие от духовных ценностей или идеальных явлений имеет вещественный характер, является материальным образованием»[47].
В одной из работ Н.И. Коржанский предмет преступления также определял как конкретный материальный объект[48]. С данным определением согласились не все ученые. Так, П.Н. Панченко писал: «даваемое автором понятие предмета преступления как материального объекта является несколько узким»[49]. По мнению В.Я. Тация, подобный подход привел к тому, что авторы были вынуждены в число предметов преступления включить все те овеществленные предметы, о которых имеется какое-либо упоминание в уголовном законе[50].
Как известно, концепция предмета преступления как одного из элементов общественного отношения не была воспринята в теории уголовного права и, в первую очередь, из-за признания в качестве рассматриваемого признака социальной связи между субъектами (субъектом и предметом отношений) и тела человека в целом или отдельных его органов.
Наиболее ярким представителем концепции «предмет преступления это предмет общественного отношения» был В.К. Глистин. Он писал, что данные явления совпадают, а поэтому предмет преступления в любом его проявлении выступает «неотъемлемым составным элементом общественного отношения и наряду с другими элементами субъектами отношения и их деятельностью определяет сущность и специфику конкретного общественного отношения»[51]. Предмет «вне отношения не может быть значимым для общества и, конечно, для права»[52]. По мнению автора, он не просто связан с отношением, а в совокупности с другими компонентами определяет сущность отношения и положения субъектов в нем. Из этого с очевидностью вытекает, что предмет, стоящий вне охраняемого общественного отношения, не может признаваться рассматриваемым признаком состава преступления.
В.Д. Филимонов, также основываясь на подходе к определению предмета преступления, разработанному В.К. Глистиным, считает, что социальное благо как предмет общественного отношения и социальное благо как предмет преступления в равной мере могут выражаться в том или ином общественном отношении. «С учетом того, что социальное благо это то, что обладает потребительскими свойствами, следует признать, что предмет преступления это или носитель потребительских свойств общественного отношения (например, имущество), или форма выражения его потребительских свойств (например, документ), или деяние, выражающее потребительские свойства какого-то определенного общественного отношения (например, то или иное действие представителя власти или иного должностного лица), или потребительское свойство непосредственно самого общественного отношения (например, национальная или религиозная принадлежность людей)»[53].