Вторая половина XX в. характеризуется повышенным вниманием к проблеме предмета преступления, однако нужно заметить, что учение о рассматриваемом признаке состава преступления в основном развивалось в рамках исследования объекта преступления. Вероятно, этому есть логичное объяснение: объект и предмет преступления находятся в генетической или функциональной зависимости.
По мнению М.П. Бикмурзина, все многообразие взглядов криминалистов, имевшихся в советской уголовно-правовой литературе, на суть и значение предмета преступления в зависимости от места, отводимого ему в структуре состава преступления, можно условно свести в две основные группы:
1) первая группа ученых исходила из его признания признаком объективной стороны состава преступления;
2) вторая группа предмет преступления рассматривала как признак его объекта[29].
Такая классификация, разумеется, имеет право на существование, но она, на наш взгляд, основана на внешнем критерии отнесении предмета преступления к определенному элементу его состава. В этом случае многие сущностные моменты научных исследований остаются (могут остаться) за пределами анализа точек зрения ученых, занимавшихся проблемой объекта и предмета преступления во второй половине XX в.; научные позиции представляются оторванными от общественных отношений, признаваемых всеми без исключения в качестве объекта уголовно-правовой охраны; не представляется вся палитра (или хотя бы наиболее принципиальная ее часть) взглядов на данную проблему. Поэтому целесообразно все подходы к характеристике предмета преступления, сложившиеся в советской уголовно-правовой теории, сгруппировать следующим образом:
1) научные позиции, покоящиеся на органической связи предмета преступления с его объектом, и научные позиции, отрицающие их связь;
2) научные позиции, согласно которым предмет преступления является составной частью объекта преступления;
3) научные позиции, исходящие из того, что предметом преступления может признаваться любой элемент общественного отношения (субъект, предмет отношений и социальная связь, взаимные права и обязанности субъектов отношения);
4) научные позиции, признающие предметом преступления предмет общественных отношений;
5) научные позиции, основанные на признании двух групп предметов преступления: во-первых, находящихся в органической связи с объектом; во-вторых, не входящих в состав охраняемых общественных отношений и не находящихся с ними в связи;
6) научные позиции, в соответствии с которыми существуют предметные и беспредметные преступления;
7) научные позиции, согласно которым от преступного воздействия терпит урон предмет, а не объект преступления.
Первый подход, как указывалось нами, сложился в дореволюционном уголовном праве, суть которого коротко сводится к следующему тезису его сторонников: в предмете преступления находит свое конкретное и непосредственное выражение объект преступления[30]; и к обратному утверждению его противников это нечто внешнее по отношению к объекту преступления, с последним он никак не связан[31]. Н.И. Загородников обоснованно отмечал, что предметом преступления следует признавать только те предметы материального мира, в которых материализуется сущность объекта преступления, об этом свидетельствует, в частности, уголовно-правовой механизм нарушения последнего. Другими словами, воздействуя на предмет преступления, преступник причиняет вред его объекту[32]. «Отрыв предмета от объекта и его изолированное исследование не позволяют раскрыть действительную сущность как предмета, так и объекта преступления»[33].
Представителем второго подхода к определению предмета преступления являлся, например, Н.А. Беляев. Однако нужно заметить, что вопрос он решал противоречиво. С одной стороны, утверждал, что «предмет посягательства это элемент объекта посягательства, воздействуя на который преступник нарушает или пытается нарушить общественное отношение»[34]. С другой стороны, считал, что «предметом посягательства может быть и сам преступник, если он является субъектом общественного отношения, например при уклонении от призыва на действительную военную службу»[35]. Нетрудно заметить, что при столь широком подходе к трактовке рассматриваемого признака практически невозможно решить вопрос о разграничении объекта и предмета преступления, их соотношении. В этой связи позиция Н.А. Беляева напоминает точку зрения ученых, отождествлявших объект и предмет преступления.