Я не знаю, ни где я, ни как сюда попала. Я только хочу вернуться домой. Больше я у вас ничего не прошу. Я — американка, я — гражданка свободной страны! У вас могут быть неприятности! Мой дом в Нью-Йорке! Помоги мне выбраться отсюда! Я заплачу тебе! Сколько захочешь! Что угодно!
Камчак снова повернулся вполоборота ко мне:
— Скажи ей, что она должна выучить язык быстро, если не хочет быть убитой.
Я перевел.
— Я заплачу тебе сколько захочешь, — молила она, не слушая меня, — сколько угодно…
— У тебя ничего нет, — напомнил я ей, и она вспыхнула и потупилась. — Кроме того, — безжалостно продолжил я, — у нас нет способов вернуть тебя домой.
— Почему? — воскликнула она.
— Потому что это — другая планета, — жестко сказал я. — А что, ты разве не заметила, что сила тяжести не такая, как на Земле… — Почему-то меня раздражал этот разговор.
— Не-е-ет!!! — вскрикнула она.
— Это — Гор, планета с другой стороны Солнца от Земли. Ты-на-другой-планете! — чуть ли не по слогам произнес я.
Она закрыла глаза и застонала.
— Я знала… — вдруг прошептала она, — я знаю… но как-как-как… — Она вдруг стала заикаться.
— Я не знаю ответа на твой вопрос, — сознался я.
Разумеется, я не стал добавлять, что сам кровно заинтересован в том, чтобы найти ответ.
Камчак нетерпеливо качнул головой:
— Что она говорит?
— Она потрясена и хочет вернуться домой, в свой город…
— Какой город?
— Нью-Йорк, — вздохнул я.
— Не слышал о таком, — промолвил Камчак.
— Это очень далеко.
— Откуда ты знаешь её язык?
— Когда-то я жил в стране, где разговаривают на этом языке, — ответил я.
— В этой стране есть пастбища? — поинтересовался он.
— Д-да, — усмехнулся я, — но она очень далеко…
— Дальше, чем Тентис?
— Дальше.
— Дальше островов, дальше Тироса и Коса?
— Да.
Камчак присвистнул:
— Далековато…
Мне было не до его иронии:
— Да, далеко для босков.
Камчак ухмыльнулся.
Разговор прервал один из воинов.
— Она была одна, — доложил он, — мы искали ещё кого-нибудь, но не нашли. Она была одна.
Камчак посмотрел на меня, потом на девушку.
— Ты была одна?
Я перевел.
Девушка слабо кивнула.
— Она подтверждает, что была одна, — сказал я Камчаку.
— Спроси, как она сюда попала.
Я перевел вопрос, девушка беспомощно взглянула на меня и покачала головой.
— Не знаю… — тихо произнесла она.
— Говорит, что не знает, — сообщил я Камчаку.
— Странно… ну что ж… расспросим попозже…
Он подозвал паренька с мехом вина ка-ла-на на плече, тот, приблизившись, передал ему мех. Камчак вытащил зубами затычку, после чего сунул мех под мышку и, одной рукой ухватив волосы Элизабет, запрокинул ей голову, а другой вставил костяной мундштук между раскрывшимися губами. Он сдавил мех, и девушка, едва не захлебнувшись, вынуждена была сделать большой глоток. Немножко красной жидкости вытекло у неё изо рта и тонкой яркой струйкой начало свой путь по телу.
Наконец когда Камчак посчитал, что она достаточно пьяна, то вытащил мундштук из её рта, вернул на место пробку и отдал мех мальчику.
Она стояла перед ним, Камчаком, со связанными руками, ничего не понимающая, с грязным лицом, покрытая испариной, за горло привязанная к древку пики, и молчала.
Он должен сжалиться над ней.
Тачак должен быть благороден.
— Научи её говорить по-нашему, — обернулся он ко мне. — Пусть скажет: «Ла кейджера».
— Ты должна выучить горианский язык, — машинально обратился я к девушке. — Скажи: «Ла кейджера».
Она подняла ко мне непонимающий взор.
— Ла кейджера, — повторил я.
Она попыталась было слабо протестовать, но Камчак не позволил ей этого сделать.
— Ла кейджера.