Я, повторяю, вовсе не хотел входить в их мир как враг.
— Откуда ты? — потребовал тачак.
Этот вопрос я как воин Ко-Ро-Ба не мог оставить без ответа.
— Я из Ко-Ро-Ба, — признался я. — Ты, конечно, слышал об этом городе?
Лицо тачака напряглось, однако уже через минуту он заставил себя усмехнуться.
— Да, мне приходилось о нем слышать, — согласился он.
Я промолчал.
Он обернулся к своим сотоварищам.
— Это коробанец! — сообщил он.
Всадники беспокойно тронули поводья своих каийл, нетерпеливо перебиравших лапами, и обменялись возбужденными, малопонятными для меня репликами.
— В свое время мы заставили вас отступить, — напомнил я.
— Какое у тебя дело к народам фургонов? — поинтересовался тачак.
Я помедлил с ответом. Что я мог ему сказать? В данной ситуации мне оставалось только тянуть время и отделываться неопределенными ответами.
— Ты же видишь, у меня нет герба ни на щите, ни на тунике. — Словно говоря о само собой разумеющихся вещах, пожал я плечами.
Я стремился убедить его поверить тому, что я действительно разбойник, беглый, человек, объявленный вне закона.
Тачак откинул голову назад и расхохотался.
— Коробанец! И он убежал к народам фургонов! — От смеха слезы выступили у него из глаз. — Ну ты и глупец! — хохотал он не в силах остановиться.
— Давай сразимся, — предложил я.
Смех тачака мгновенно прекратился, уступив место гневу. Всадник резко натянул поводья, заставив свою каийлу привстать на задних лапах и сердито зарычать, поднимая вверх хищную морду.
— Я с удовольствием это сделаю, коробанский слин! — процедил он сквозь зубы. — Моли Царствующих Жрецов, чтобы копье упало в мою сторону!
Его слова показались мне странными, но я не подал виду, что не понял их значения.
Он развернул каийлу, пришпорил её, и животное в один-два прыжка внесло его в самую середину сгрудившихся воинов.
После этого ко мне направился кассар.
— Коробанец, — поинтересовался он, — разве ты не боишься наших копий?
— Боюсь, — признался я.
— Но что-то страха в тебе не видно, — заметил он.
Я пожал плечами.
— И несмотря на это, ты говоришь, что боишься, — задумчиво произнес он.
В его голосе чувствовалось смешанное с любопытством удивление.
Я отвернулся.
— Это говорит мне о твоей храбрости, — продолжал всадник.
Мы окинули друг друга оценивающими взглядами.
— Хоть ты и из этих, из горожан, — произнес он, вкладывая в свои слова всевозможное презрение, — из запертых в каменных стенах паразитов, ты не кажешься мне похожим на них слабаком, и я молю судьбу, чтобы копье упало в мою сторону.
С этими словами он направил каийлу к своим товарищам.
Они снова вполголоса посовещались, и через минуту ко мне подъехал воин из племени катайев — сильный, гордый человек, в глазах которого я прочел, что он никогда ещё не был выбит из седла в поединке и не поворачивался к неприятелю спиной.
Рука его сжимала желтый лук, но стрела ещё не была наложена на тугую тетиву.
— Где твои люди? — обратился он ко мне.
— Я пришел один, — ответил я.
Он привстал в стременах, подозрительно сощурив глаза.
— А зачем ты пришел сюда? Шпионить? — спросил он.
— Я не шпион, — ответил я.
— Тебя наняли тариане, — полуутвердительно заметил он.
— Нет, — покачал я головой.
— Ты чужеземец, — продолжал он.
— Я пришел с миром, — возразил я.
— А тебе известно, что народы фургонов убивают чужеземцев?
— Да, я слышал об этом.
— И это действительно так, — подытожил он и развернул свою каийлу к ожидающим его всадникам.
Последним ко мне подъехал воин из племени паравачей — с откинутым за плечи капюшоном, подбитым густым белым мехом, и бусами из драгоценных камней.
Приблизившись, он указал на свое сверкающее ожерелье.
— Красивое, правда? — поинтересовался он.
— Да, — согласился я.