Ну, тога мы купим тебе путевку и ты поедешь отдыхать одна.
Милый! Твоих денег хватит только на рекламный буклет. Поэтому пальмы и море я могу увидеть только в двух случаях: во сне и по телевизору.
Ну почему же? У нас еще есть отличные открытки с их изображением, ответил Хома.
Но по выражению ее лица понял, что предложение посмотреть эти фотографии ей не понравится.
Решено! сказала супруга, удерживая за воротник пытавшегося улизнуть изза стола мужа. В субботу мы едем за город.
Хорошо, согласился супруг. Посидим в кафе, съедим по мороженому. Одену тот светлый костюм, что ты мне купила пятнадцать лет назад. Я, ведь, его так ни разу и не одел никуда.
Да ты дальше булочной нигде и не был!
Да? А на работу?! Мне ведь целых пять остановок ехать!
Ага. Туда ты едешь еще спишь, а назад кроме затылка впередистоящего ничего не видишь. Все, я сказала, в субботу за город!
И вот настала суббота. Всю неделю он основательно готовился к ней: прочел все книг о диких животных в основном о львах, тиграх лонах и носорогах, в ванной учился преодолевать бурные потоки горных рек. А когда в одной передаче он увидел, как аборигены добывают огонь путем трения деревяшки, он выломал ножку у табурета и вертел ее до тех пор, пока она, с помощью жены, не огрела его по спине.
С вечера он упаковал рюкзак, в который положил: зонт на случай дождя, шубу, если вдруг станет холодно, упаковку спичек и сломанную табуретку, чтобы развести костер, огнетушитель, а вдруг пожар, ночной горшок и рулон туалетной бумаги, ледоруб вдруг придется рубить лед, спиннинг, жена сказала, что хочет поймать бабочку, светильник, если останутся ночевать и русскоанглийский словарь на случай, если заблудятся. В общем, выходной он встретил основательно подготовленным.
Утром будильник поднял их в шесть нольноль. Фаня вскочила, натянула на мужа спортивный костюм и галстук, втолкнула в его зевающий рот бутерброд и, не дожидаясь, пока он откроет глаза, потащила на вокзал.
О, какой длинный трамвай! пробормотал просыпающийся Хома, втискиваясь в электричку.
Садись, троллейбус, ты мой, ласково сказала жена, хлопая рукой рядом с собой.
В это время электрика тронулась, а вместе с ней и Хомячков, который, зацепившись за свой рюкзак, оказался на полу в проходе, довольно далеко от нее.
Ты чего там разлегся? спросила она.
Следы изучаю, буркнул Хома, потирая ушибленную коленку.
Иди сюда, следопыт, позвала Фаня.
В этот день ничто не могло омрачить ее хорошего настроения. Через два часа Хомячковы уже стояли на опушке леса.
Воздух то какой! воскликнула Фаня, вдыхая всей грудью аромат леса.
Да. Ктото не поскупился на освежитель, поддакнул супруга.
Какой освежитель? не поняла жена.
Освежитель воздуха «Хвоя» уточнил Хома.
Пошли, жертва асфальта! вздохнула жена и, взяв его за руку, углубилась в лес.
Смотри, елок сколько! изумился Хомячков. Даже больше, чем на новогоднем елочном базаре. Но все какието высокие и нестандартные, наверное, уцененные будут, сделал он вывод, разглядывая деревья.
О, а эту уже ктото купил, сказал он, споткнувшись о пень.
Фаня тащила мужа все дальше и дальше в лес, словно трактор телегу, которая все норовила зацепиться то за корч, то за пень, то за поваленное дерево. Наконец они выбрались на поляну.
Ты посмотри, красота то какая! выдохнула Хомячкова, разглядывая сотканный природой ковер из зеленой травы и цветов. Вот здесь мы и остановимся на пикник.
Да, неплохо поработал мастер по ландшафтному дизайну, заметил Хома. Правда, я бы еще в центре альпийскую горку поставил.
Иди за хворостом, бугорок белорусский! подтолкнула его жена.
«Если бы еще знать, что это такое» подумал Хомячков, но спросить не решился.
Отойдя немного от поляны, он увидел чтото такое, от чего опрометью бросился обратно.
Дорогая, зашептал он, пойдем, я тебе чудо покажу. Там красная ворона головой о дерево бьется, наверное, выхлопных газов надышалась. Слышишь?
По лесу эхо разносило удары клюва о дерево.
Это же дятел, горе ты мое! усмехнулся Фаня. Ты мне дров для костра принес или эта птица тебя с деревом спутала и всю макушку тебе отбила?
Нет, вздохнул он и жалобно взглянул на нее. Солнышко, пошли вместе, а то мне одному там както неуютно.