Если вы не обвините его, как он предлагает, начиная с этой ночи каждый ваш вдох, каждое слово будут под гнетом, на любой принесенной клятве будет лежать тень лжи, тайны, недоговоренности. Ни одна душа за пределами этой комнаты никогда не должна узнать эту историю, будь то муж, жена, ребенок или любовник. Никогда. Ни за что. Или все мы обречены. А теперь молчите, пока я не позволю вам говорить. И думайте как следует.
Казалось, все подчинились его требованию. Но ответ уже явственно читался на всех знакомых лицах. Ни один из нас ни за что не стал бы спасать свою жизнь, натравливая на Кейрона погоню. Когда Мартин разрешил нам говорить, мы сказали ему именно это. И даже когда мы начали выражать вслух свое возмущение тем, что Мартин мог хоть на миг допустить мысль, поверить, что кто-то из нас окажется презренным трусом, мой родственник переговорил с каждым отдельно, спрашивая, клянемся ли мы хранить тайну Кейрона и не нарушить ни при каких обстоятельствах. Все поклялись. Я была последней.
— А ты, моя дражайшая кузина. Я и подумать не мог, что ты окажешься в подобной ситуации. Нести на себе такой груз в семейную жизнь…
— Нет никакого груза, Мартин, — ответила я. — Каждый раз, когда я попадаю в Виндам, мой мир становится больше. Да и кому знать правду, как не будущей королеве?
Вот. Я произнесла это. То, что не могла забыть даже в волнении этой ночи.
Он ободряюще улыбнулся мне. Но за добродушной улыбкой сорокапятилетнего человека скрывалась боль и мудрость веков, которую я почувствовала, но еще не смогла понять.
— Если бы я помнил об этом несколько часов назад, я, наверное, смог бы избавить Кейрона и всех вас от последствий моего малодушного поступка. Сходи за ним, мы попросим его рассказать больше. — Тенни с Юлией разливали бренди, а я поспешно вышла в сад.
Я обнаружила Кейрона лежащим в траве на спине, он подложил руки под голову и пристально смотрел на звезды, рассыпавшиеся алмазной крошкой по черному бархату неба. Не желая потревожить его, я подошла совсем тихо и успела заметить выражение его лица, прежде чем он ощутил мое присутствие. Никакого страха. Никакого волнения. Лишь острая тоска, та же жажда, которую я уже видела, гуляя с ним по саду, или в те моменты, когда он вдруг переставал смеяться вместе со всеми в гостиной Мартина и словно обнимал взглядом всю компанию. Видя, как он пожирает глазами великолепие ночи, размышляя обо всем, что я знала о нем и видела недавно, я смогла сформулировать мучающий меня вопрос и найти на него ответ. Мне казалось, я уже знаю, что он нам расскажет.
Я кашлянула и опустилась на траву, обхватив руками колени и ожидая, когда он повернет голову. Он по-прежнему глядел в небо, но заморгал и, словно защищаясь, сложил руки на груди. Я поняла, что мое присутствие замечено.
— Ты восстанавливаешь силы, — произнесла я, проверяя свою догадку. — Возвращаешь то, что потратил на Мартина.
— Да.
— Так вот в чем дело. Красота, радость, дружба… все, что ты можешь задержать внутри себя… а потом отдать.
— Жизнь. Во всех проявлениях. Боль и страдания тоже чудо. Но конечно, с красотой проще. — Он перекатился на бок и подпер голову рукой, улыбаясь так, как улыбаются, когда хотят смягчить жестокую правду.
— Когда ты отдаешь, это и есть магия?
— Именно так.
— Я хочу знать. О тебе. Обо всем этом. Почему нас так обманывали?
Магия равносильна злу — на этом фундаменте стоял мир: утверждение столь же неоспоримое, как то, что время движется вперед и никогда не идет вспять. Ни история, ни наука не занимались доказательством этого, как не доказывали, что земля твердая, а океан жидкий. Жрецы говорили о магии, называя ее одним из отвратительнейших зол на земле, с которым покончил Арот в Началах, и наши короли и мудрецы, матери и бабушки, ученые мужи и воины, верующие и неверующие считали ее извращением.