И едва не окликнула Томаса — что не подобало девице, — но опасалась, что, выдерживая характер, брат даже не взглянет на нас, пока Третий легион Лейрана марширует по улицам под приветственные крики слуг, мальчишек, лавочников и девиц на выданье. Но как только облаченные в пурпурные одежды жрецы пронесли жезлы с набалдашниками в виде восходящего солнца Воителя и растущей луны Навигатора мимо нашего крыльца, Томас подался вперед в седле, коснулся рукава своего командира и указал на наш балкон.
Герцог Эвард откинул с лица светлые волосы и посмотрел прямо на меня. Я зарделась, будто действительно только что выкрикнула солдатское ругательство или сбросила на голову Томаса клок соломы, как сделала это из озорства всего лишь год назад. Я отпустила руку отца и схватилась за перила. К моему невероятному изумлению, герцог отделился от войска, махнув, чтобы все шли дальше, остановил коня прямо подо мной, встал в стременах и протянул руку к железной решетке, густо опутанной темно-зелеными листьями и оранжевыми цветами. Ловкий, словно искерский акробат, герцог Эвард вскарабкался по решетке, перемахнул через перила и оказался на балконе рядом со мной. Галантно поклонившись, он вручил мне букет белых лилий, которые ему сунула по дороге какая-то поклонница.
С пылающими щеками я приняла цветы и не успела сделать реверанс, как он снова перемахнул через перила. Под рев и хохот толпы и войска герцог спрыгнул в седло погнал коня и снова занял место впереди колонны. Ни он, ни Томас не оглянулись.
Эвард заявил, что с этого момента он мой раб. В то время мне не приходило в голову, что дочь представителя одного из старейших родов королевства может составить блестящую партию для человека, претендующего на трон. И ни Эвард, ни Томас, вообще ни один человек в Лейране не упоминал, какой кровавой была победа герцога, ради которой он вырезал все население красивого валлеорского города. Прошли годы, прежде чем я узнала правду.
Отец умер, когда мне было восемнадцать. Его уход стал по многим причинам благом и для него (он умер раньше, чем успел окончательно опуститься), и для меня. Хотя отцу был всего сорок один год, глядя на список его заслуг перед отечеством, высеченный жрецами на памятнике в храме Аннадиса, мы верили, что Божественные Близнецы не забудут ни его, ни его семью, слагая истории о земных героях. Помолвка не могла состояться в год траура.
За этот год я многое узнала об Эварде. Он часто приезжал к Томасу в замок Комигор, наше поместье в северных холмах, упражнялся в фехтовании, чувствовал себя как дома в нашей старинной библиотеке, попивал бренди моего отца и говорил о тех, кто останется между ним и престолом, когда умрет король Геврон. Я чуть ли не с колыбели слушала мужские разговоры о политике, особенно часто после смерти матери. Настал момент, когда любопытство заставило меня задать вопрос, на чем основаны притязания Эварда.
Двадцать восьмой год правления короля Геврона
— Но, Эвард, — сказала я однажды вечером, — разве в законе не сказано, что, когда остаются лишь племянники и племянницы, трон наследуют дети старших единокровных братьев или сестер короля?
— Не думай об этом, моя герцогиня, — ответил он. — Когда придет время, не останется никого, кроме меня. Я кое-что знаю, видишь ли. Мой помощник Дарзид, по-настоящему ценное пополнение в рядах моих соратников, выяснил, что у Венника возникли некоторые затруднения. Полагаю, добрый граф уже давно не платит налогов, кроме того, стало известно, что он незаконно распоряжался налогами, собранными с вассалов… пускал их на собственные нужды. — Он потрясенно распахнул глаза, потом они с Томасом захохотали. Этого смеха я не поняла и не одобрила.
— Возьмем моего кузена Фредерика.