Прямо Телец этого не сказал, но в его словах мелькнуло предположение, что воевода сговорился с пришельцами и ради каких-то собственных интересов помогает их внедрению в среду лесных людей.
Этого воевода не стерпел, и переход на личности достиг апофеоза.
В результате Телец узнал о себе много нового и интересного, хотя по большому счету это было хорошо забытое старое.
Тельцу было сказано, что он вообще никакой не партизан и не старейшина, а как был бандитом, так и остался, и не ему намекать на то, что воевода Вадим мог предать своих и сговориться с врагом в ущерб лесному братству.
Воевода умел разводить в стороны любых спорщиков и соперников, но когда сам схлестнулся с равным себе противником, он распалился не на шутку.
Разнимать сцепившихся воеводу и старейшину пришлось Демьяновскому и Джедаю, но они оба были на стороне Вадима — поэтому досталось в основном Тельцу.
Тот в ответ имел неосторожность обозвать князя Игоря мутантом и заявить:
— Все вы, мутанты долбаные, в одну сторону смотрите. Готовы пришельцам зады лизать!
Мутантом Игорь Демьяновский оказался, разумеется, из-за своей личинки-мунгара, но сам он на это слово обиделся, потому что считал себя не мутантом, а симбионтом.
Кончилось тем, что старейшину Тельца вышвырнули с пира, тем самым еще раз подтвердив, что здесь его за старейшину не считают. Ведь и представить себе нельзя, чтобы кто-то посмел подобным образом поступить с Владимиром Ярославичем, архиепископом Сергием или профессором Горенштейном.
А сам Телец горько пожалел о том, что с честью и радостью принял в своих владениях воеводу Вадима.
За дни плена воевода превратился в фигуру почти легендарную, и его бегство из неволи выглядело событием чуть ли не эпохальным — так что честь и радость были понятны. Но особенный восторг Телец испытал, когда узнал, что у воеводы Вадима (вернее, у его племянника Гамлета — но это практически одно и то же) есть теперь параболоид.
Телец не устоял перед искушением прокатиться на этой чудо-машине, и тогда, будучи трезвым, он не видел ничего опасного в соседстве с перебежчицами-инопланетянками.
Но по пьяни на него часто накатывала подозрительность.
В этот раз она наткнулась на боевую гордость воеводы Вадима, и даже близкие друзья заметили, что плен не пошел на пользу нервам генерала.
В прежние времена Вадим даже будучи сильно пьяным наверняка бы сдержался и сумел погасить конфликт в зародыше.
А впрочем, черт его знает. В прежние времена друзья вообще крайне редко видели генерала Богатырева по-настоящему пьяным. Но с другой стороны, плен и бегство из него — это такой стресс, после которого совсем не грех хорошенько расслабиться.
Для русского человека это нормально. Напиться, подраться, к утру помириться и дружить дальше, как ни в чем не бывало.
Но на этот раз все получилось гораздо хуже.
К утру Телец был уже довольно далеко и о мире даже не думал. Он и вообще-то никому не прощал обид, а тут еще с неба на его владения свалился десант антропоксенов, и не было никаких сомнений — навел его все тот же Вадим Богатырев. Пусть невольно, своим выходом на связь с друзьями через коммуникатор одной из спутниц-инопланетянок — но все-таки навел.
И получалось, что воевода Вадим, вернувшись из плена, оказался в пренеприятной ситуации.
Язычники были им недовольны, христиане с трудом скрывали жажду мести и сдерживались только в угоду своему архиепископу, а партизаны разделились на две части.
Одни поддерживали воеводу, считая, что нечего чужому лидеру командовать в их вотчине, в то время как другие целиком разделяли недоверие Тельца по отношению к инопланетянкам-перебежчицам и полагали, что воевода поступил несправедливо.
Воевода и сам был собой недоволен, но теперь было уже поздно что-то менять.
Положение складывалось — хуже не придумаешь. Хоть и правда в космос беги.