Он холодно взглянул на нее:
— Откуда ты знаешь это имя?
— Вы называли его во сне.
Он ответил не сразу, а она, не настаивая, подложила хворосту в костер и умолкла, закутавшись в одеяло.
— Это моя первая жена, — сказал он наконец. — Она умерла. Ее могила далеко отсюда.
— Вы очень ее любили?
— Да. Очень. А ты очень любопытна, как я погляжу.
— Как же иначе узнать то, что хочешь?
— Не могу спорить. — Она хотела спросить еще что-то, но он предостерегающе поднял руку: — Давай-ка не будем об этом.
— Как скажете, ваша милость.
— Не называй меня так. Я не дворянин, хотя и помещик.
— А вы уже старый? Волосы у вас седые и морщин много, а двигаетесь вы, как молодой.
— Как тебя звать? — спросил он.
— Кива Тальяна.
— Да, Кива Тальяна, я стар. Старше, чем сам грех.
— Как же это вы сумели убить их всех? Они-то были молодые, сильные и. злые, как черти.
Усталость снова овладела им, и девушка сразу это почувствовала.
— Вам нужно пить побольше воды. Мне дядя говорил. Кто теряет много крови, должен много пить.
— Мудрый человек твой дядя. А локтями орудовать тебя тоже он научил?
— Да. Он меня много чему учил, но все это не особенно пригодилось, когда нагрянули солдаты. — Кива отцепила от лежащего рядом седла фляжку и подала Нездешнему.
Тот напился и ответил:
— Как сказать. Ты вот жива, а другие нет. Ты сохраняла спокойствие и не теряла рассудка.
— Мне просто повезло, — чуть сердито сказала она.
— Повезло, да. Но ты заронила в вожака семя страха, поэтому он оставил тебя в живых.
— Не понимаю.
— Ты сказала ему о Сером Человеке.
— Так вы там были?
— Я слышал, как он передавал твои слова своему сержанту. Я уже собрался убить их обоих, но тут сержант схватил тебя за волосы и потащил к костру. Это нарушило мои планы. Если бы ты не разбила тому малому нос, я не успел бы прийти к тебе на помощь. Тебе повезло, это так, но ты хорошо использовала свою удачу.
— Надо же — ведь я вас не видела и не слышала.
— Они тоже. — Нездешний улегся и снова заснул.
Проснувшись, он увидел, что она прикорнула с ним рядом. Приятно было чувствовать человеческое тепло, и он понял, что слишком долго живет один. Он натянул сапоги, и потревоженные шумом вороны, клюющие мертвецов, с громким карканьем поднялись в воздух. Кива проснулась, села, улыбнулась ему и отошла за валуны. Он оседлал двух лошадей — Кива их всех привязала поблизости — и от этого раны опять разболелись.
Он все еще сердился на себя за рану в плече. Можно было догадаться, что вожак вышлет ему навстречу разъезд. Он им чуть не попался. Один засел на дереве над дорогой, другой спрятался в кустах. Первый зацепил сапогом кору — только этот звук и насторожил Нездешнего. Вскинув арбалет, он подстрелил солдата в то самое мгновение, когда тот прыгнул вниз. Стрела вошла в живот и пробила сердце. Парень рухнул совсем рядом с Нездешним и своим мечом порезал ему плечо. К счастью, в этот миг он был уже мертв, и удару недоставало силы. Тут из кустов выскочил второй с топором в руке. Серый конь Нездешнего встал на дыбы, и всадник пустил вторую стрелу солдату в лоб.
«Ты становишься старым и неповоротливым, — сказал себе Нездешний. — Два неуклюжих пентюха чуть было тебя не одолели».
Возможно, как раз гнев на себя и побудил его напасть на их лагерь — он хотел доказать себе, что еще хоть куда. Нездешний вздохнул. Ему повезло, что он остался жив. Один из них все-таки ухитрился ранить его в бедро. Дюймом выше — и у него бы вывалились кишки, парой дюймов ниже — и меч рассек бы бедренную артерию, прикончив его наверняка.
Кива, вернувшись, помахала ему рукой, и он почувствовал себя виноватым. Поначалу он не знал, что солдаты взяли кого-то в плен. Он гнался за ними только оттого, что они вторглись на его земли.