Глава 2
"Дон"
Серый взгляд глаз сканирует кабину и останавливается на мне. Широкие брови на секунду сходятся к переносице, а затем его лицо расслабляется.
Простите, привычка, бросает он в мою сторону и оказывается на соседнем сиденье. В таком же привычном жесте бросает руку на то место, где по идее у него должна быть кобура с табельным оружием. Но его там нет, собственно, как и бронежилета. Мужчина потирает грудь ладонью и морщится.
Трудная смена? Как бы невзначай задаю вопрос. От тона его ответа будет понятно, стоит ли вообще продолжать этот разговор. Точнее, захочет ли он этого.
Он задерживает дыхание, будто взвешивая все "за" и "против". А затем медленно выдыхает и кивает головой:
Да, какой-то ублюдок высадил всю обойму на задании. Броник в решето, а я даже не знаю, каким чудом выжил. Удача наверно.
Смотрю на него и поджимаю губы. Вряд ли здесь дело в удаче. Но если ему так удобно думать, то спорить не стану.
Дон всю дорогу смотрит прямо и лишь изредка бросает взгляд на приборную панель. Немногословен, напряжен. Мне его даже немного жаль, ведь насколько работа поглотила его и оставила свой отпечаток.
Увлекаетесь машинами?
Есть такое дело. Он кивает в ответ. Отец был автомехаником. Так что я почти все свое детство провел с ним в гараже.
Вам нравилось?
Возможно. Дон как-то неопределенно пожимает плечами.
Почему же выбрали полицию?
Собеседник молчит, а я мысленно отчитываю себя за некорректное поведение. Сколько уже работаю, а все никак не могу удержать язык за зубами и вечно лезу не туда со своими вопросами. Но в такие моменты мне кажется, что я помогаю клиентам выговориться. Не все могут свободно сесть и рассказать свою историю. Некоторым нужно время, чтобы понять стоит ли показывать своих скелетов из шкафа незнакомцам. Дон как раз из таких людей. Он долго, очень долго размышляет. А затем медленно и осторожно начинает говорить
Дон Салливан родился в простой семье, где в почете был труд и отвага. Еще бы, почти все мужчины Салливан служили в полиции и делали этот мир безопасней. Однако его отец выбился из этой колеи и тем самым подал своему сыну такой же пример. Дон никогда не хотел идти по стопам своих дедов и прадедов. Ему было чуждо оружие и он панически боялся такой ответственности. Но мать Дона совершенно его в этом не поддерживала. Она и сама работала в этой сфере, правда связанная с документами и полицейскими отчетами. Но все же была занята благим делом. Поэтому и речи не могло идти о том, чтобы сын шел учиться на какого-то механика. Хватало и одного "не того" Салливана в семье. Если бы Дон был постарше, он бы непременно бы заметил в стремлениях матери нечто параноидальное, но он был слишком юн и слабохарактерен на тот момент. К сожалению и отец не мог отстоять своего сына. В данной семье был фактический матриархат.
Учеба в академии и последующая работа была для него невыносимой. Он имел дело со всеми видами "грязи", которая обитала на улицах города. От бомжей и проституток до местных "крыш", покрывающих притоны. Иногда Дон часами мог простоять под горячим душем, стараясь смыть с себя вонь и липкое ощущение мерзости. Стоит отметить, что к фанатичной убежденности в правоте своего выбора, мать Дона так же относилась и к его личной жизни. Фанатично предполагая, что еще не родилась та, которая достойна ее сына. Хотя и без ее вмешательства, жизни той не было. Редкие встречи с противоположным полом заканчивались ничем. Вечные дежурства и обесценившаяся служба не прельщала женщин. А опускаться до заказа эскортницы ему не позволяла вера и собственное достоинство. Быть может, кроме этого, элитные шлюхи ему были попросту не по карману. Так как работа в участке не приносила хорошего заработка, а взяток он принципиально не брал. Так и получалось, что одни получали все, а он довольствовался геморроем и головной болью.
Время для Дона тянулось не хуже резины. Иногда он с тоской понимал, что лучшие годы жизни были потрачены впустую. В угоду матери он лишил себя мечты, семьи и будущего. И от этого, когда-то веселый паренек превратился в вечно хмурого мужчину, которого сторонились на работе и не только. Но ему уже было наплевать. Закрывшись от всех, Дон просто жил. Отживал день за днем. Изредка с завистью наблюдая за счастливыми сотрудниками и их семьями на очередных мероприятиях, где он заливал свой желудок алкоголем. Когда жаркое пойло напрочь сметало все барьеры, он заходился в рыданиях от своей никчемности. Но делал это уже будучи дома, не боясь что кто-то его увидит. На тот момент в его жизни уже никого не было. Родители отбыли на тот свет, а рядом никто не удерживался. Так что работа была единственной женщиной в его жизни, с которой он жил и которая его же и имела во все дыры. Возможно, он бы спился и покончил с собой от безысходности, пока в один день все не изменилось