Какие правила? наконец ожил, заморгал Домовой.
А такие. Любой ребёнок знает, что сперва добра молодца надо Что?
Что?
Обитатели избы и её окрестностей смутились, но изо всех сил постарались придать себе отрешённый вид. Это было смешно, однако показывать этого я не стал и на полном серьёзе быстро добавил:
Сперва надо накормить, напоить, в баньке попарить, а потом уже и спрашивать!
В избе стало тихо. Так тихо, что было слышно, как в подполье шуршат и суетятся мыши. Потом неожиданно громко икнул Димон, распространяя вокруг запах выпитого «энзэ». Кустистые брови деда сошлись к переносице, не предвещая ничего хорошего, огромные квадратные ладони гулко хлопнули по коленям, внушительные ноздри со свистом втянули пропитанный теплом и травами воздух, рот распахнулся И тут дед принялся хохотать так, что по избе ходуном заходили не только ухваты и горшки, но и лавки.
Ловко! хозяин вытер расшитым рукавом выступившие слёзы и снова принялся покатываться со смеху, то и дело поглядывая на своих друзей. Эка! Вот уж уел так уел, гость дорогой. Не ожидал!
Отсмеявшись на это ушло несколько минут Домовой ещё раз треснул себя по коленям и со словами «Пошли уже, уважим» пошёл к двери. Я двинулся следом, то и дело оглядываясь назад: оставлять Димона в такой компании мне было страшновато.
Не боись, дед то ли прочёл мои мысли, то ли догадался. Ничего с твоим товарищем не сделается. Лексей с Овинычем и разденут, и уложат, потому как в баню ему сейчас нельзя. От жары да от пара нетрезвому человеку плохо бывает. Банник хоть и ближе всех к людям живёт, а всё же пьяных на дух не переносит: так пошутит, что потом несколько месяцев ожоги лечить придётся. И это в лучшем случае.
А в худшем? спросил я.
Дед приостановился, посмотрел на меня, как на мальца несмышлёного, и хмыкнул:
Хоронить.
Последнее слово упало, словно хороший камень, гулко и веско, напрочь отбило у меня всякое желание задавать вопросы. Так мы молча и шагали. Впрочем, шагать пришлось недолго. Баня небольшая, сложенная из тёмных брёвен оказалась недалеко, на краю нехоженого белого лоскута, обнесённого косыми кольями. «Огород, наверное», решил я, и, как оказалось, правильно.
За пару-тройку шагов до бани дед остановился.
Нехорошо без предупреждения, ответ Домового опередил мой так и не прозвучавший вопрос.
А разве о нашем приезде не знают? я с улыбкой кивнул в сторону бани.
Может, и знают, серьёзно ответствовал дед, но предупредить всё равно надо. Доброе слово, как говорится, и кошке приятно, а Баннику тем более.
Не успел Домовой договорить, как дверь бани открылась, и на пороге показался худой дядька в длинной, почти до самых пят, рубахе. Поверх выбеленного полотна лежала тощенькая светлая бородёнка, придавая своему хозяину странноватый вид, потому как совершенно не стыковалась со смуглой кожей и такими же тёмными маленькими глазами.
Пока я, глядя на явившего себя Банника, пытался приставить на место отвисшую челюсть, эти самые тёмные глазки буравили меня, видимо, пытаясь не только разглядеть, но и запомнить минимум на веки вечные. Во взгляде хозяина бани явно читалось неприязнь к незнакомому человеку, но, явно уважая Домового, открывать рот и что-либо говорить Банник не спешил.
Доброго здоровья, лёгкого духа, чинно проговорил Домовой и указал на меня рукой: Сделай милость, уважь, попарь дорогого гостя.
Банник стрельнул глазками в сторону деда, потом опять перевёл взгляд на меня. Засопел. Прищурился.
Ходят тут всякие, ходят, пробормотал он, обращаясь сразу и к деду, и к «дорогому гостю».
Я счёл за благо промолчать. Домовой, как ни странно, тоже, только чуть развёл руками, словно давал понять: ну стоит ли ссориться, ведь по чести просят. Банник опять засопел, с усердием почесал нос, вытер ладонь о рубаху и вдруг бодро и чуть ли не радушно произнёс:
Да о чём речь! Попарим, порадуем молодые косточки! Чего стоишь колода колодой? Заходи!
Следовать за Банником я не спешил. Хозяин маленькой, но крепкой бани мне не нравился, да и я ему, скорее всего, тоже не внушал никакого доверия. Однако деваться было некуда. Потоптавшись на месте, я набрал полную грудь свежего морозного воздуха, досчитал до десяти, резко выдохнул и шагнул в тёмный проём двери.
Назад я не шагнул, а вылетел. Пулей. Прямо в снег. Не видя никого и ничего, я хватался за грозившее выскочить из груди сердце и пытался утонуть в снегу от жара и невыносимого крика.