— Альберико ничего для меня не значит. Он только орудие. Клин, при помощи которого я открою мою собственную дверь.
— А что находится за этой дверью? — спросил Скалвайя из глубины своего кресла.
Но в этот момент Томассо вспомнил.
— Я вас знаю! — внезапно воскликнул он. — Я видел вас утром. Вы тот пастух из Тригии, который играл на свирели во время обряда отпевания!
Таэри щелкнул пальцами, он тоже узнал этого человека.
— Я играл на свирели, да, — невозмутимо ответил сидящий на подоконнике человек. — Но я не пастух, и не из Тригии. Для моих целей нужно было играть эту роль и еще много ролей в течение многих лет. Томассо бар Сандре должен это оценить. — И он усмехнулся.
Томассо не ответил на его улыбку.
— Возможно, в таком случае вы сделаете нам одолжение и скажете, кто вы такой в действительности. — Он произнес эти слова так вежливо, как того требовала ситуация. — Отец, может быть, вас знал, но мы не знаем.
— И боюсь, что пока не узнаете, — ответил тот. И после паузы прибавил:
— Хотя скажу, что, если бы я поклялся честью своей собственной семьи, моя клятва бы имела такой вес, что затмила бы обе данные здесь сегодня.
Эти слова были сказаны как нечто само собой разумеющееся и от этого прозвучали еще большим вызовом.
Томассо поспешно сказал, предупреждая предсказуемую вспышку гнева Ньеволе:
— Но вы ведь дадите нам хоть какую-то информацию, даже если предпочитаете сохранить в тайне свое имя. Вы сказали, что Альберико для вас орудие. Орудие для чего, Алессан-не-из-Тригии? — Он с удовольствием обнаружил, что запомнил имя, названное вчера Менико ди Ферратом. — Каковы ваши собственные цели? Что привело вас в этот охотничий домик?
Лицо незнакомца, худое и странно вытянутое, с резко выступающими скулами, застыло и стало похожим на маску. И в полной ожидания тишине он ответил:
— Мне нужен Брандин. Я жажду смерти Брандина из Играта больше, чем бессмертия для своей души по ту сторону последних врат Мориан.
Снова воцарилось молчание, прерываемое лишь потрескиванием осеннего огня в двух очагах. Томассо показалось, что в комнату вместе с этими словами проник зимний холод.
Потом Скалвайя лениво пробормотал:
— Какие ужасно красивые слова! — разрушив это настроение.
И Ньеволе, и Таэри расхохотались. Сам Скалвайя не улыбнулся.
Человек на подоконнике принял этот выпад с легким кивком головы.
— На эту тему я шуток не допущу, милорд. Если нам предстоит работать вместе, вам необходимо это запомнить.
— Вынужден заявить, что вы чересчур горды, молодой человек, — резко ответил Скалвайя. — Не следует забывать, с кем вы разговариваете.
Незнакомец явно проглотил готовые вырваться резкие слова.
— Гордость — это семейный недостаток, — наконец ответил он. — Боюсь, я тоже им страдаю. Но я действительно помню, кто вы такой. И члены семьи Сандре, и лорд Ньеволе. Именно поэтому я здесь. Я уже много лет назад задался целью следить за любыми проявлениями недовольства по всей Ладони. Иногда я его осторожно поощрял. Этот вечер примечателен тем, что я впервые пришел на подобное сборище лично.
— Но вы нам сказали, что для вас Альберико ничего не значит. — Томассо про себя выругал отца за то, что тот не подготовил его получше к появлению этого очень странного шестого участника встречи.
— Сам по себе — ничего, — поправил его тот. — Вы позволите? — Не дожидаясь ответа, он спрыгнул с подоконника и подошел к столу с вином.
— Пожалуйста, — с опозданием ответил Томассо.
Незнакомец щедро налил себе в бокал красного вина. Выпил его и налил еще. Только после этого он повернулся к остальным. Херадо смотрел на него огромными, широко раскрытыми глазами.
— Два факта, — кратко произнес человек по имени Алессан.