Его жертвы, едва открыв рот, невольно начинали ругаться. Такой человек не может спрятаться, поскольку его выдает собственный язык. С лордом Бофором покончено, теперь он лишится даже самых преданных слуг. Вряд ли он способен и на колдовство – потоки брани разрушат его заклинания и не позволят ему как следует собраться.
– Так ему и надо! – заключила Джоли. – Ты все‑таки с ним разделался.
– Ну что ты, – возразил Пэрри. – Он сам себя погубил.
– Конечно, ты ведь теперь духовное лицо, – язвительно отозвалась она. – Где тебе до мирских страстей… А я всего лишь мстительный дух и потому упиваюсь падением нашего врага. Да, ждать пришлось долго, но я все равно довольна.
Не желая копаться в собственных чувствах, Пэрри промолчал.
Оба беспрепятственно покинули замок – стражники видели достаточно, чтобы понять, как опасно связываться с могущественным монахом. С улицы на замок со всех сторон напирала толпа.
– Откажитесь от мести, – посоветовал им Пэрри. – Этот человек сам навлек на себя беду.
Народ неуверенно топтался на месте, с одной стороны не желая ослушаться Пэрри, а с другой – лишить себя удовольствия.
Однако вскоре все разрешилось само собой. Из замка пришла новость о том, что, наградив своих стражников и слуг самой грязной бранью, лорд Бофор закололся. По словам очевидцев, его тело прямо на их глазах превратилось в угли – как будто сгорело в адском огне.
Пэрри проводил Фабиолу домой.
– Храни свой крестик, дитя мое, – как и сегодня, он всегда будет тебя защищать.
– Огромное вам спасибо, святой отец! – горячо поблагодарила она. – И госпоже Джоли – тоже!
– Да благословит тебя Господь, дитя. – Наконец Пэрри сел на своего осла и отправился в путь.
– Перед народом ты напустил на себя скромность, – заметила Джоли. – Но, сам знаешь, теперь об отце Скорбящем в этих местах еще долго будут ходить легенды.
– Что ж, должна же Божья слава когда‑то воссиять и в самых отдаленных уголках, – ответил он.
– Впрочем, эта слава поможет тебе продвинуться по службе в Доминиканском Ордене, – продолжала Джоли.
– У меня действительно есть задумки, которые я хотел бы осуществить. Возможно, сам Бог избрал этот путь, чтобы приблизить меня к цели.
Так, за разговорами они возвращались в монастырь. Хотя Пэрри старательно скрывал свою радость, его душа ликовала. Пусть он не смог вернуть к жизни Джоли или отца, зато немного притупил постоянно терзающую его боль разочарования. Наконец‑то он добрался до того, кто принес ему столько горя.
И все же кое‑что осталось невыясненным. Ведь Танатос говорил, что смерть Джоли связана с каким‑то жесточайшим злом, которое и не позволило ее душе благополучно отправиться в Рай. Пока что Пэрри не сумел постигнуть сущность этого зла. Быть может, Танатос ошибся? Ох, вряд ли…
Успех Пэрри действительно не остался незамеченным. В следующем, тысяча двести тридцать первом году его вызвали на встречу с Папой Георгием IX. Пэрри объяснил Папе необходимость более ревностного преследования зла – ведь очень часто недовольные становились орудиями Люцифера. Таким примером мог бы служить лорд Бофор, сеявший зло в других. Естественно, Пэрри, который не мог в глазах Папы порочить крестовый поход, не упомянул о том, что, по его мнению, Бофор с самого начала избрал путь зла. Козням Отца лжи могла противостоять только неусыпная бдительность. Пэрри выразил уверенность в том, что эту задачу следует возложить на Доминиканский Орден, который более других занимался именно изучением вопросов зла. В тот момент, чтобы бороться с ересью, у доминиканцев явно не хватало полномочий.