Зачастую, чтобы поживиться чужим добром, на людей просто клеветали. Подобная участь постигла и семью Джоли.
Отец Непреклонный, напротив, не имел жалости к обвиняемым и всегда настаивал на самом суровом наказании. У него были свои четкие представления о справедливости – ведь, в отличие от Джоли, он не мог взглянуть на ситуацию глазами бедной деревенской девчонки. Пэрри попал в сложное положение – ему вовсе не хотелось оскорбить своего коллегу. Но и упиваться собственной святостью казалось ему совершенно неприемлемым…
Взгляды обоих монахов были хорошо известны, поэтому сам факт, что дело поручили именно им двоим, о многом говорил. По‑видимому, доминиканцы подозревали, что обвинение может оказаться ложным, и полагались на непредвзятость решения выбранных ими исполнителей. Именно этим принципом и собирался руководствоваться Пэрри, несмотря на резкость суждений своего помощника.
– Как вы знаете, чтобы обвинить человека, часто бывает достаточно даже незначительных улик, – осторожно вступил в разговор Пэрри, когда оба они, оседлав ослов, отправились в дорогу. Путь предстоял долгий и скучный – Пэрри надеялся оживить его беседой.
– Уж лучше так, чем распространение ереси, – благочестиво ответил отец Непреклонный.
– Надутый осел! – воскликнула Джоли.
Монах повернул голову:
– Вы что‑то сказали?
– Мой осел начинает упрямиться, – пояснил Пэрри.
Неужели отец Непреклонный действительно слышал возглас Джоли? Пэрри считал себя единственным, кто способен с ней общаться. Однако, является это его заслугой или Джоли сама решает, кто может ее услышать, а кто нет, он не знал. Так же, как и жизнь, ее смерть была окутана тайной.
Прибыв в местный монастырь, Пэрри и отец Непреклонный принялись за скрупулезное изучение улик, которые, как обычно, состояли из сплетен, слухов и домыслов. Пэрри невольно пришло на ум другое значение слова «ересь»… Он задумался – что, если все обвинения в ереси действительно оказались бы вздорными и призрачными?
– Дыма без огня не бывает, – самодовольно заявил отец Непреклонный.
– Болван! – фыркнула Джоли. – Ну, Пэрри, тебе придется туго.
Пэрри вздохнул. Он понимал, что порой только и начинает по‑настоящему дымить, когда пламя уже потушено…
– Придется опросить свидетелей, – сказал Пэрри.
– Зачем? – удивился отец Непреклонный. – У нас достаточно показаний – не могут же все они оказаться ложными?
– Да пусть они состряпают хоть сотню показаний! – вскипела Джоли. – Это все равно не причина, чтобы выносить кому бы то ни было смертный приговор!
– Вряд ли в наших интересах оставлять людям лишний повод для критики, – осторожно заметил Пэрри. – Лучше уж раз и навсегда рассеять сомнения. Мне кажется, я смог бы получить более твердые доказательства.
Отец Непреклонный недовольно надул щеки:
– Ну что ж, отец Скорбящий, если вы настаиваете…
– Вот это, – сказала Джоли, показывая на запись показаний одного из свидетелей. – Я чувствую, что здесь что‑то не так.
Пэрри поднес к глазам документ.
– Фабиола, – прочитал он. – Похоже, она является главной свидетельницей обвинения.
– Да, пожалуй, – согласился отец Непреклонный. – Одних ее показаний достаточно, чтобы решить дело.
– Тогда мы так и сделаем – допросим‑ка ее еще раз.
В недоумении отец Непреклонный открыл и закрыл рот. У него и в мыслях не было проводить новый допрос, однако, отказавшись от него теперь, он поставил бы себя в крайне неловкое положение.