Прошлым летом я около того дома ужас как пропорола ногу какой-то хренью. Боль была жуткая. Кровь хлестала, как из пожарного шланга! Куда мне было деваться? Я на одной ноге допрыгала до крылечка и постучала. Помню, что дверь открылась, а что потом случилось не помню. Я потеряла сознание.
А какого хера ты ошивалась там босиком? перебила Машка, явно не склонная доверять этому рассказу.
Да ошивалась и ошивалась! заорала Маринка, что было дальше?
Ногу я пропорола часов в пять вечера, а очнулась ночью, возле ручья. Осмотрела ногу никакой раны! И никакого следа от раны. Вот так.
И Анька, вытащив из-за пазухи сигареты «Космос» со спичками, закурила. Тут же закашлялась. Эти самые сигареты купил ей втюрившийся в неё тракторист по имени Витька. Отложив карты, Машка опять пристала:
А почему ты решила, что это черти ногу твою лечили? Может, то были ангелы?
Ангелы! усмехнулась Анька, тоже мне, ангелы! Ангелы бы, наверное, вылечили, и всё!
А эти что сделали?
Догадайся.
Догадливая Маринка расхохоталась, чтоб показать, какая она взрослая-превзрослая.
Ты имеешь в виду, что тебя не только заштопали, но и вскрыли? спросила Машка. Анька в ответ кивнула. Она курила маленькими затяжками, дабы не опозориться второй раз. Машка саркастически усмехнулась.
Скажи ещё, что ты через девять месяцев родила чертёнка!
Не родила. Событие, к счастью, произошло в безопасный день.
Ты всё брешешь!
Анька вместо ответа расшнуровала правый кроссовок, сняла его, стянула носочек и положила ногу на стол.
Посмотрите сами, остался ли посреди ступни хотя бы малейший след!
Маринка и Машка тщательно осмотрели голую ступню Аньки. Машка её даже ощупала.
Это слабое доказательство, заявила она, ты могла наврать и про то, что её поранила.
Погасив окурок, Анька обулась.
Может, мне ещё и трусы перед тобой снять?
Когда это было?
Сказала в прошлом году!
Да ты ещё в позапрошлом гуляла с Лёшкой!
Да мы с ним даже не целовались!
Ну и уроды! Кошки и те облизывают друг друга, прежде чем трахаться.
Да иди ты в жопу! вспылила Анька, и, встав, кинулась под ливнем к себе домой. Через пять минут тётя Ира принесла Маринке и Машке куртки. Они отправились ужинать.
Ужин происходил, как обычно, в горнице. Треть её занимала русская печь. В новостной программе по телевизору шёл рассказ про американских бродяг. Святые с икон глядели на чавкающую Маринку так, будто она спёрла еду у них. Однако, Маринку трудно было усовестить и словами, не то что взглядами.
Машка мне отказалась зелёнку дать, холодно наябедничала она, запихивая за обе щеки картошку, кусочки жареных карасей и салат из всего того, что успело созреть на грядках.
Так надо было по-человечески обратиться, а не орать на весь сад! огрызнулась Машка.
Так я от боли орала! Это что, трудно было понять?
Всё, хватит! предотвратила кулачный бой тётя Ира, хлопнув ладонью по столу. Обе сразу утихомирились, и она с печалью прибавила, поглядев на окно, с другой стороны которого громыхало, текло, сверкало:
вот зарядил-то! Похоже, что на всю ночь.
Караси откуда? спросила Машка, сдирая вилкой с жирного карася хрустящую кожицу.
Петька утром принёс. Я ему за них полкило конфеток отсыпала.
Услыхав про Петьку, Маринка вспомнила про чертей. Отхлебнув из кружки тёплого молока, она поинтересовалась:
Тётя, а ты чертей тех сама видала?
Каких чертей?
С Верхней Кабановки.
Машка вздохнула.
Она уж достала всех этими чертями! Просто достала!
Я никого не достала, Машенька, возразила Маринка, мне говорят, что там черти, я про них спрашиваю!
За окнами полыхнула молния.
Я сама в точности не знаю, видела или нет, ответила тётя Ира, чёрт ведь умеет прикинуться кем угодно хоть человеком, хоть зверем.
А женщиной?
Ну, не знаю. А почему ты спрашиваешь?
Да, так. Я давно хотела спросить, что это за дом, но всё забывала как-то.
Выключив электрический самовар и взяв из буфета чайные принадлежности, тётя Ира стала наливать чай. По её лицу было видно, что разговор ей не нравится. Но, решив, вероятно, не вынуждать племянницу лезть с расспросами к другим людям, она сказала:
Раньше в том доме жила старуха. Звали её Безносиха.
Почему? перебила Машка, у неё носа не было?
Да, практически не было. Уж не знаю, с рождения или из-за болезни. Она была очень злая и нелюдимая. Как-то раз заявила своему сыну с его женой, которые к ней приехали погостить из города: «Лучше дом свой оставлю чертям собачьим, чем вам!» Вскоре после этого умерла. Схоронили, поминки справили кое-как. Сын с женой уехали. Через сорок дней они возвратились дом посмотреть, решить, что с ним делать. И не смогли войти.