Я уже жалею, что в прошлый раз рыцарем назвался.
— Ладно, Тильво. Так где ты был все это время?
— Так, странствовал, — пожал плечами Тильво, — пел.
— Расскажи мне о других краях, а то я сижу дома и нигде не бываю.
— Ну, этому горю легко помочь. Тут деревня недалеко. Я подрядился там на свадьбе петь. Хочешь, мы вместе пойдём, а потом я тебя обратно домой отведу?
— Не знаю даже, — видно было, что Лайла немного заволновалась, — мне бы очень хотелось пойти. Да вот отец, боюсь, не отпустит…
— Со мной-то? — усмехнулся Тильво, а сам подумал, что девушка права.
Какое-то время они просто сидели молча. Лайла думала о своём, Тильво о своём.
— Но тебе хочется пойти?
— Хочется, — вздохнула девушка. — Я вообще никуда, кроме двора, не выхожу. И замуж меня никто не возьмёт. Кому нужна слепая?
— Ну, ты очень милая девушка, — пробормотал Тильво.
— Я не видела себя никогда. Поэтому мне даже трудно судить, врёшь ты или нет. Вдруг к тому, что я слепая, я ещё и уродина.
— Нет, — Тильво положил руку на плечо девушке, — поверь, я много видел девушек и женщин. Благородных и простых. Ты очень симпатичная.
— Правда?
— Конечно. — Тильво был рад, что хоть в этом ему не пришлось врать.
— Но я ничего не умею делать по дому. Кому я такая нужна?
Тильво поморщился. Он не знал, как бы сам себя вёл в подобной ситуации, если бы был слепой от рождения, а значит, живущий лишь из сострадания ближних.
— Кто-то кому-то обязательно нужен. Человек это половинка скорлупки ореха. Он ищет другую половинку скорлупки, а когда они соединяются, внутри начинает зреть ядро. Это ядро — новая жизнь.
— Хочешь сказать, что я встречу кого-нибудь, кто сможет меня полюбить, и я смогу от него зачать дитя?
— Кто знает, может, все так и будет.
— Нет! — Лайла неожиданно вскочила с лавки. Кулачки её были сжаты, губы превратились в тонкую ниточку. — Ты обманываешь меня, певец.
По лицу девушки покатились слезы.
— Не плачь. — Тильво встал и, подойдя к девушке, обнял её за плечи. — Я не хотел тебя обидеть.
— Ты не виноват, — всхлипывая, сказала Лайла. — — Видно, мои родители чем-то прогневались перед Небом, а я их грех своей слепотой и искупаю. Так говорил один странствующий Слуга Неба, когда был у нас в доме.
Теперь настала очередь сжать кулаки Тильво. «Ублюдки! Никто не несёт ответственности за чужие грехи. Никто! Только сам человек. И отвечает он не перед каким-то чудовищем, возомнившим себя всесильным, а перед Дай-мэ-раком, Творцом Великой Игры». Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, Тильво успокоился. Он подошёл к всхлипывающей девушке и положил руку ей на плечо.
— Не плачь. Хочешь, я тебе что-нибудь спою?
— Хочу.
— Только ты не плачь.
— Хорошо.
Тильво расчехлил инструмент. Затем присел на скамью и стал его подстраивать. Лайла тоже уселась рядом с певцом.
— Не плачь, — ещё раз сказал Тильво, взяв первый аккорд.
Затем он сыграл весёлую кабацкую песенку, которую обычно исполнял под стук кружек с элем. Но девушка не повеселела. Правда, плакать она перестала.
— Вот ещё. Слушай, — Тильво заиграл, затем вдохнул полной грудью и запел. Запел на своём родном языке.
Это было глупо. Все равно слепая девушка ничего не увидит. Но, повинуясь какому-то странному наитию, Тильво пел на языке бессмертных.
— Что это за язык? — спросила Лайла.
Тильво продолжал играть и петь. В мутные окна, затянутые бычьем пузырём, стал проникать тусклый свет. «Жаль, что этого не видит Лайла. С другой стороны, она и Неба-то этого проклятого никогда не увидит».
— Тильво! — Крик был настолько громким, что Тильво тут же замолчал. — Я вижу, Тильво! Стол! Скамьи! Пол! Я вижу!!!
Тильво вскочил с места, будто его укололи иглой, и тут же подбежал к Лайле.