Сейчас вам постели пойду застелю. А вы кушайте, господа, да спать ложитесь. Только задуть свечи не забудьте.
Тильво и посвящённые уселись за стол. Разлился по кружкам эль. Друзья выпили и закусили. Свечи отбрасывали на полутёмный зал причудливые тени. Тильво подпёр подбородок кулаком и, посмотрев на посвящённых, вздохнул.
— О чём задумался, Тильво? Сочиняешь очередную песню? — усмехнулся себе в бороду Иеронимус.
— Я вот смотрю на вас и думаю… Хотя, впрочем, это не важно.
— Важно, Тильво. Любая мысль важна, — подбодрил певца Бротемериус.
— Ты, Бротемериус, говорил, что ты посвящённый круга света, а Иеронимус круга тени. Это как день и ночь? Тьма и свет? Или я все неправильно понимаю?
— Правильно, Тильво. Мы с Бротемериусом служим разным силам. Не знаю, к добру это или ко злу, — ответил Иеронимус, прихлёбывая из кружки эль.
— Тогда почему вы вместе?
— Как тебе объяснить, Тильво… — начал Бротемериус. — Как гласят наши предания, в давние времена, когда ещё учителя бродили по земле, тёмные и светлые посвящённые враждовали.
— Да не только посвящённые, уважаемый Бротемериус. Говорят, сами учителя воевали друг с другом, и называлось все это Великой Игрой. Что это была за Игра, доподлинно теперь неизвестно. Но не будь Неба, Мы бы были точно в большой вражде с Иеронимусом, а теперь спокойно пьём вместе эль.
— Получается, Небо все исказило, — задумчиво произнёс Тильво. — Оно не только скрыло от людей настоящее небо и яркие огни в нём, но и изменило миропорядок. Мир держался на борьбе противоположностей. Что же будет с ним дальше?
— Он существует так уже столетия.
Тильво вздохнул.
— Надо сыграть. Сыграть перед большим количеством народа. Тогда все увидят и поймут.
— Но стоит тебе замолчать, как над головой снова возникнет Небо. Тебя сожгут на костре, а люди забудут все, что видели, как дурной сон. Понимаешь, Тильво, люди стали слишком слабы под Небом. И самое страшное, Тильво… — Иеронимус замолчал.
— В чём? — спросил Тильво.
— В том, что людей устраивает Небо и переубедить их очень сложно, — закончил за Иеронимуса Бротемериус.
Тильво взял в руки дайлу.
— Я спою. — В его глазах читалась такая отчаянная решимость, что Бротемериус, посмотревший в них невольно, отвёл взгляд.
Тильво взял первый аккорд, с его губ сорвались слова на странном языке. Полилась музыка. И тут же зал осветился бледным серебристым светом. В окне виднелся бледно-жёлтый полукруг. Иеронимус подошёл к двери, приоткрыл её и, убедившись, что на улице никого, вышел наружу. За ним последовал второй посвящённый. Следом вышел Тильво, не переставая тихо играть на дайле и напевать.
— Лучше тебе было оставаться внутри… — начал Бротемериус.
— Тише, смотрите. Нет, вы только посмотрите.
Взгляды посвящённых утопали в чёрном полотне Неба, усеянного тысячами ярких разноцветных огоньков. Бротемериусу показалось, что он буквально тонет в этом безбрежном море огней. Он посмотрел на Иеронимуса и прочитал то же самое в его взгляде.
— Я чувствую себя ребёнком, прячущим от других великолепную яркую игрушку, — сказал Иеронимус.
— Может быть, другие дети пока не готовы её увидеть, — ответил другой посвящённый.
— Может быть.
Внезапно музыка оборвалась, и темнота стремительно обрушилась на головы посвящённых. Мир снова стал унылым и пустым.
— Скажите, а что это за огни? Откуда они? — спросил Тильво.
— Древние говорили, что это свет других миров.
— Миров? — удивлённо переспросил Тильво.
— Да, наш мир не единственный. По крайней мере так говорили учителя, — ответил Иеронимус.
— Тогда я хотел бы посмотреть, что там, вдалеке среди темноты. Так бы хотел посмотреть.
— Кто знает, может, именно туда раньше уходили души людей, пока не пришло Небо.